случаи, например, когда Зайцев выезжал на встречи с Клаузеном на машине советского военного атташата с дипломатическими номерами, за которой, разумеется, неотступно следовала полиция.

Надо заметить еще, что Клаузен к тому времени сменил жилье, переехав из дома, расположенного между двумя японскими пехотными полками, где его давно беспокоило обилие военных на улице, в более престижный и спокойный район. Там, по странному совпадению, его соседом оказался советский разведчик, сотрудник военно-морского атташата Носов, за квартирой которого полицией было установлено стационарное наблюдение, а на улице дежурила машина для слежки за его передвижениями по городу. Майор Зайцев почему-то решил, что это как раз очень удачно, так как следовавшие за ним по пятам сыщики, знающие, что он советский разведчик, должны были решить, что он ходит не к Клаузену, а к Носову. Сказать, что это беспечность – не сказать ничего. Это вопиющая безграмотность и непрофессионализм. А если добавить к этому, что за сотрудниками военной разведки в Токио следили не только японские полицейские, но пытались наблюдать и… сотрудники НКВД, за которыми, в свою очередь, тоже шел японский «хвост», то картина рисуется и вовсе безрадостная. Вот как рассказывал об этом М. И. Иванов: «НКВД, имеющий своих агентов и среди нас, армейских разведчиков, безостановочно следил за нами. Помню, однажды молодой лейтенант-чекист преследовал меня так навязчиво, что я не выдержал и прямо пошел на него в бедном районе Токио: “Дурак, – сказал я ему, – ты через пень-колоду лепечешь по-японски и шпионишь как новичок. Тебя тут же засекут и отделают так, что маму родную не узнаешь. Убирайся в посольство и не высовывай носа, щенок…” Конечно, после этого я имел выговор и сам потерял надолго право выходить за территорию посольства»[599].

Понятно, что слежка за своими в Токио образца 1941 года не укладывается в рамки нормального человеческого мышления, но и действия Иванова, который пошел на скандал с НКВД и таким образом сам себя лишил выхода в город, тоже вряд ли можно назвать хорошо обдуманными. И в связи с упоминанием чекистов нельзя не сказать еще об одной версии провала группы Зорге. В свое время Василий Молодяков выдвинул предположение о том, что Ито Рицу, как коммунист, мог быть связан как раз с резидентурой НКВД в Токио и его «предательство» могло являться лишь частью «великой войны» между разведками – политической и военной. Историк даже получил неожиданное подтверждение своей версии от участника тех событий. Доживший до XXI века связной Зорге Михаил Иванович Иванов связался с автором гипотезы и сообщил ему, что «при рассмотрении “дела Зорге” в ГРУ перед его реабилитацией именно эта причина была квалифицирована как главная (но не единственная), после чего о сказанном строго-настрого велели забыть»[600]. Свидетельство смелое, хотя и несколько отдает духом «разоблачительных девяностых», когда некоторые профессиональные разведчики, выйдя на пенсию, добирая недополученную на службе романтику, любовно пестовали разнообразные «теории заговоров» и с удовольствием об этом рассказывали (а сейчас пишут книги) исследователям, да и всем желающим тоже. В любом случае никаких, даже косвенных, свидетельств в пользу такого – безусловно, имеющего право на существование – предположения пока не обнаружено, за исключением упомянутого свидетельства Михаила Иванова о слежке за ним в Токио со стороны чекистов.

А вот если японские контрразведчики четко зафиксировали контакты Клаузена с Зайцевым и (или) Будкевичем (тут как раз сомнений нет – фиксировали), то далее расследование могло идти по прямо противоположной, относительно заявленной, линии: от Клаузена к Зорге, а от него к Одзаки, Мияги и всем остальным. Отчасти это подтверждается косвенными данными: Одзаки Хоцуки утверждал, что наблюдение за его братом было установлено как раз зимой 1939/40 года, а Каваи Тэйкити свидетельствовал, что «хвост» за Мияги и Одзаки шел с весны 1941-го, то есть до начала операции «Ито – Китабаяси»[601]. Во второй половине 1940 года Зорге, довольно часто встречавшийся с Вукеличем, сам зафиксировал наблюдение за «Жиголо», но, приняв его поначалу за обычную для Японии «профилактическую» слежку, ничего не предпринял.

Когда же Клаузен был арестован, то на одном из первых допросов его напрямую спросили о связях с советскими дипломатами в погонах: «Начальник полиции показал мне альбом с фотографиями членов советской колонии в Токио и спросил меня, для какой цели я имел связь с членами Советского посольства. Он указал на фотографию СЕРГЕЯ (В. С. Зайцева. – А. К.) и спросил: “Кто этот человек?” – “Я не знаю”, – ответил я. Тогда он подал знак, и японец, сидевший позади меня, встал и поднял надо мной руку, но не тронул меня»[602].

Похожие вопросы были заданы и самому Зорге, что свидетельствует о значительно более глубокой осведомленности японской полиции по части контактов нелегальной и легальной резидентур советской разведки, чем принято об этом говорить, и Зорге на них ответил: «Однажды Клаузен был болен, и я лично встречался с курьером в маленьком ресторане около станции Симбаси. Способ связи, который использовался в этот раз, уже описан мною выше. Опознавательным признаком был заказ специфического японского блюда. В 1941 г. встречи стали более частыми. После того как началась война Германии с СССР, мы передавали материалы курьерам особенно часто – через каждые шесть-восемь недель. Однажды лично я присутствовал на встрече в доме Клаузена, чтобы увидеться с курьером.

Я вспоминаю, что на встречи в Токио приезжали два различных курьера. Один был высокий, крепкого телосложения молодой человек, другой, появившийся позднее, выглядел еще моложе и имел прекрасную фигуру. Однако на фотографии, которую показывал мне полицейский офицер во время расследования, я не смог опознать высокого сильного человека. Человек, с которым я встречался, не носил очков. Мужчина на второй показанной мне фотографии несколько похож на человека, с которым я встречался в доме Клаузена, но у меня нет уверенности, что это тот самый курьер. Человек, с которым я встречался в последний раз, был со всех точек зрения типичный профессиональный курьер, переезжавший из страны в страну. Однако я старался не задавать ему вопросов по этому поводу. Мы расстались с ним, только немного поговорив о войне Германии с СССР»[603].

«Высокий сильный человек» – Виктор Зайцев позже вспоминал шокирующие подробности установления связи с Клаузеном: «Установить связь с Фрицем пришлось без всяких паролей, так как… я знал только место и день с часами встречи. Помня его фотографию и зная его биографию и Рамзая, я связь установил, правда, с большими трудностями, ибо Фриц не хотел признаваться, но, после того, как я рассказал ему его биографию… он начал сдавать…» Это тот самый Виктор Зайцев, который, не зная Токио, куда он выходил «очень редко и, как правило, только на явки», не имел времени проверить наличие наружного наблюдения и не мог при