из убийц, так что для меня это не стало новостью. Однако о колледже я узнал впервые, хотя Берковиц в своих письмах намекал на какое-то учебное заведение. Самым важным результатом этой встречи стало то, что детективы из Санта-Клары лично убедились: Берковиц готов помогать следствию. Однако за эту оценку Сына Сэма, полученную из первых рук, пришлось заплатить высокую цену.

– Он собирается написать вам и Феликсу Гилрою и сообщить, что со всем этим покончено, – сказал Кан.

– А я ведь вас, ребята, предупреждал, как и Гарднер, – возмутился я. – Берковиц рассказал вам о своих страхах – то же самое, что говорили мы.

– Да, – признал Кан. – Он оказался совсем не таким, каким мы его себе представляли. Дружелюбным, но уклончивым в ответах. На прощание крепко пожал нам руки и сказал, что больше ничем не может помочь.

Я сообщил Кану о готовности изменить свое расписание, чтобы встретиться с ним и Беком на следующий день. Затем я позвонил на домашний номер Тома Маккарти и рассказал ему, что произошло. Маккарти остался недоволен.

Потом я связался с Гарднером в Майноте и попросил его отправить Берковицу письмо, в котором бы говорилось, что мы не имеем никакого отношения к неожиданному визиту и вообще были против этого.

На следующее утро помощник окружного прокурора Квинса Майк Армиенти позвонил мне сказать, что Кан и Бек в этот самый момент сидят в офисе окружного прокурора.

– Я свалил оттуда, – заявил он. – Джордж Берд тоже в ярости, как и босс [Сантуччи].

– Мне надоело, что люди не слушают, когда мы говорим, что знаем, как отреагирует Берковиц, – сказал я. – И чертов Берковиц заявляет им, что винит в произошедшем меня и Гилроя. Мы не имели к этому никакого отношения – я пытался держать их подальше оттуда.

– Они не смогли устоять перед возможностью лично встретиться с печально известным Сыном Сэма, – кипятился Армиенти. – Теперь все пошло наперекосяк. Он не только сдаст назад по поводу Арлис, но и вообще откажется от всего.

Очевидно, столкнувшись в Квинсе с чересчур холодным приемом, Кан и Бек улетели обратно в Калифорнию, так и не позвонив мне. Я по плану встретился с Пьенчаком, но не стал рассказывать ему о случившемся. С Каном я поговорю только через месяц. Со временем, когда волны поулягутся, Кан станет нашим союзником в расследовании. Он и Бек – хорошие детективы, но в тот день по настоянию собственного начальства допустили большую оплошность. Как уже упоминалось выше, в деле случилось немало просчетов, которых можно было бы избежать. Департамент шерифа Санта-Клары – далеко не единственный претендент на эту запятнанную корону.

* * *

Берковиц почти решил со всем покончить. В письме он сообщил Чейз, что больше не может верить никому, кроме отца, и последует совету Ната Берковица хранить молчание. Узнав, что офис Сантуччи разыскивает его сводную сестру, он жестко раскритиковал Чейз за отправку вырезок в Санта-Клару.

Однако Ли Чейз, к ее чести, не сдалась. Она умоляла Берковица связаться со мной, говоря, что именно я первым начал разрабатывать эту информацию и не имею никакого отношения к ситуациям с Пьенчаком, Энн и Санта-Кларой. Несмотря на оказываемое на него огромное давление, Берковиц прислушался к Чейз. Он решил предпринять последнюю попытку. Письмо было датировано 12 января 1980 года.

Уважаемый Мори!

Вчера я отправил вам по почте специальный бланк. Все, что вам нужно сделать, это подписать его и прислать обратно. <…>

Что ж, я думаю, было бы неплохо, если бы мы могли потом продолжить наше общение. Я согласен на это, но в разумных пределах. Кроме того, я не желаю, чтобы в ближайшее время ко мне сюда приезжали. Я не могу вдаваться в подробности.

Спасибо вам за статью <…> приложенную к письму. [Это была статья от 26 октября, в которой говорилось, что Берковиц отказался сотрудничать с Сантуччи.] У меня только недавно появилась возможность прочесть написанные вами статьи. Поскольку у меня нет близких людей в Вестчестере, я не сразу узнал об этих материалах. Однако теперь, благодаря моей подруге Дениз, у меня накопилось немало вырезок.

Что касается моего письма мистеру Гарднеру, которое попало в газеты, то дело даже не в том, что оно стало достоянием общественности. На самом деле это меня совсем не беспокоит. <…> Что меня расстроило, так это то, как бессмысленно все было преподнесено. Я уже давно выбросил ту статью «Нью-Йорк пост», но отлично помню их сенсационные заголовки. И это подводит меня к другому важному вопросу.

Мори, по этим вырезкам я вижу, что вы часто меня цитируете. Но почему вы продолжаете цитировать меня? Я имею в виду, что я ведь должен казаться «полоумным, чокнутым, больным безумцем». Вы же понимаете, что я хочу сказать? Честно говоря, неясно, с чего вы ждете, что люди поверят вам, если вы ссылаетесь на мои слова.

Послушайте, вы же не можете построить здание, не заложив сначала фундамент. Так что, если ваш [так в оригинале] пытаетесь использовать меня в качестве источника фактов и информации, то лучше не тратьте на это ничье время. Никто не поверит ни мне, ни вам, потому что я не заслуживаю доверия.

Что думают люди, когда видят, что где-то упоминается мое имя? Что видят представители общественности (те, кого вы, кажется, пытаетесь в чем-то убедить), когда натыкаются на мою фотографию или что-то в этом роде? Я скажу вам, что. Они думают, что я просто больной псих. Что они видят? Я скажу вам, что они видят. Они видят эти странные каракули на стенах моей квартиры. У себя в голове они видят больного безумца, который слышит голоса, призывающие к хаосу, и слышит лай собак, велящих ему убивать.

Мори, общественность никогда, никогда по-настоящему не поверит вам, как бы хорошо вы ни подали свои доказательства. Они никогда вам не поверят, если вы сначала не убедите людей в том, что я все это время был в здравом уме.

Вот подходящая основа ваших аргоментов [так в оригинале]. Первый вопрос, который волнует людей, – это вопрос о безумии. Если они считают меня сумасшедшим, то какая польза будет от ваших статей? Очевидно, что сначала придется ответить на этот вопрос и только потом начинать какое-либо расследование, где вы планируете использовать мои слова в качестве надежного источника.

Мори, скажу вам сейчас, только вам одному, что все, что видели люди, – эти странные надписи на стенах, перевернутая вверх дном квартира с разбросанными письмами и книгами, дыра в стене и прочее – все