Часть их взорвалась, но очень незначительная. Между прочим, сейчас производится анкета, выясняются причины, ищут, нет ли злого умысла со стороны немцев или петлюровцев? Причина, как я высказался в анкетной комиссии, заключается в небрежном хранении. Все чувствительные взрывчатые вещества требуют сугубой заботливости в их содержании. Химические составы их подвергаются разложению и от времени, и от атмосферы, и от массы причин. Требуют уход, как за больными людьми. А что делалось после революции и смены властей? Причину нужно искать в разложении и самосгорании от небрежного ухода. Но, простите, я отклонился от темы. Запасы принадлежат всей России, не поделиться с русскими частями, ведущими жертвенную, кровавую борьбу, было бы преступлением.

– Я очень рад, что встречаю у вас такую помощь, зная вас, не мог сомневаться в этом, но вижу большую опасность в получении запасов, о чем мне намекал и гетман, со стороны немцев.

– Как раз об этом я и собирался вас предупредить. Они ревниво наблюдают, чтобы ничего не попало Добровольческой армии, и установили контроль на железных дорогах. Но не унывайте, все наряды по отправке военных грузов проходят через мое управление, в крайности постараемся, что нужно, замаскировать. Затем хочу вас информировать в следующем: мне гетман говорил, что вы будете приглашены Муммом, предупреждаю, что вас пожелает видеть и генерал Эйхгорн, командующий оккупационными войсками, очень любезный старик, но при нем, вероятно, увидите его начштаба генерала Греннера, который, собственно, и руководит всем. А он и Мумм большие ненавистники России.

Мне оставалось обнять Сливинского за такое теплое содействие и информацию о немецком руководстве здесь, с которым придется свидеться.

– А твои какие намерения? – обратился я к Н.Н. Головину.

Но прежде чем Головин ответил, Сливинский с жаром произнес, обратясь ко мне:

– Вам Ник. Ник. не скажет, а я обязан сообщить, что должность, которую я занимаю, была предложена ему, как известному ученому, но, уклонившись, он указал на меня.

– Не люблю я именоваться ученым, просто посвятил себя военной науке и истории, помните мою борьбу в академии. Сознательно рекомендовал Сливинского – он не только прекрасный офицер Генштаба, а к тому же по происхождению запорожец, носил раньше фамилию Слива.

– Лучшего выбора гетман сделать не мог, – прибавил и я, – помню его прекрасные работы в академии, но нам всем было бы интересно знать намерения Ник. Николаевича.

– По дошедшим до меня сведениям, Колчак звал меня к себе начштаба, но как добраться туда? Легко желать, а кто на все это даст разрешение и визы? Пока что собираю все документы по истории войны от отдельных лиц и, особенно, в архивах штабов бывшего Юго-Западного и Румынского фронтов.

Впоследствии Головину удалось собранные архивные материалы перевезти в Париж, что облегчило ему издание своих военно-исторических работ. Он же организовал курсы для бывших военных, желающих пополнить свои военные знания.

Находясь у авторитетного лица, начальника Генерального штаба, было интересно знать о положении, в котором находилось формирование здешней армии, о чем мы и обратились к нашему хозяину.

– Дело в том, – начал Сливинский, – что для личного вам сведения могу сообщить, у нас имеются большие для этого возможности. Мы имеем вооружение и снаряжение не менее как на восемь корпусов. Украинское крестьянство прекрасный элемент для комплектования. Сюда сбежалось немало офицерства, много специалистов – Генштаба, артиллеристов, военных инженеров и пр. По требованию гетмана я делал доклады в правительстве, с представлением проектов и наставлений, не теряя времени приступить к формированию. Это нам крайне необходимо, но вовсе не нужно немцам иметь вооруженного соседа, и воля их в этом вопросе неуклонна. Все попытки нашего правительства убедить немцев в разрешении организовать хотя бы незначительную воинскую силу для ограждения границ от большевиков были безрезультатны. Немцы ведут двойственную политику: в Москве Мирбах – поддерживает большевиков, кои теперь им не страшны, а здесь, в Киеве, Мумм – поддерживает гетмана от тех же большевиков. По отношению донских казаков немцы не препятствуют красным вести борьбу, а здесь стараются войти в дружбу с казаками. Видимо, находят для себя полезным, чтобы обе стороны слабели от войны, а наружно остаются в добрых отношениях.

– Но неужели нельзя ничего предпринять, чтобы подготовить себе вооруженную силу, – сказал Головин, – хотя бы в скромном виде?

– Все, чего мы могли добиться, – продолжал Сливинский, – это сформировать штабы нескольких корпусов и дивизий. Понятно, штабы не защита, но все же готовое руководство. Кроме того, в засекреченном порядке мы установили работу бывших русских уездных воинских начальников взятием на учет военнообязанных. А под видом полиции организовали небольшие команды.

Побывав еще раза два у Сливинского, мы видели, что с сильным давлением немцев о недопущении формирования армии было трудно справиться, что и послужило той драмой, которая разразилась для этого края при уходе немцев.

Не является ли это одним из доказательств ошибочности решения добровольческого командования уходить вторично на юг? Вместо того чтобы быть начеку там, где могли бы развернуться насущные интересы нашей Родины, мы потеряли целый год в борьбе в областях Северного Кавказа, что дало красным время на свои формирования.

* * *

Мне не хотелось посетить Дорошенко как министра иностранных дел – щирого украинца, но, по совету моего любезного осведомителя Дашкевича-Горбацкого, – зачем в своей работе получить лишнего недоброжелателя, и, кроме того, мы, как дипломатическая миссия, обязаны сделать визит органу, ведающему иностранными делами, – решил ехать со всей миссией и по телефону выяснил, когда нас примут.

По приезде нас встретил чиновник, хорошо говорящий по-французски, провел нас в кабинет Дорошенко. Вот, подумал я, даже на дипломатическом языке нас встречают в Киеве – матери русских городов…

Дорошенко, подав нам руку, жестом предложил садиться.

– Разумiте, панове, по-украински? – спросил он.

Я по-русски ответил, что мы более или менее понимаем, но говорить, не коверкая языка, вряд ли сможем. Тогда министр, выдержав дипломатический этикет, предложил говорить по-русски.

После этого вступления я сообщил, что вся миссия пробудет недолго, а останется представителем атамана генерал Черячукин; главная наша цель – получение военного снабжения, о чем нам уже пришлось докладывать при представлении гетману и военному министру. Затем члены миссии установили сношения по железнодорожным вопросам и по торговле в украинских учреждениях. Мы встретили здесь внимательное отношение к ближайшему соседу – Дону, ведущему борьбу с нашим общим врагом – большевиками.

Дорошенко пояснил, что он понимает положение Дона, ведущего борьбу за свое существование, а у Украины сложилось в настоящее время иное положение: его министерство ведет дипломатические переговоры с московской делегацией для разграничения границ и установления мирного договора, потому теперь Украина не состоит