просит у миссии извинения, что должен нас покинуть, и, попрощавшись, вышел.

Выйдя от гетмана, чтобы поделиться впечатлениями, всей миссией зашли в ближайшее кафе. Наш дипломат Карасев был крайне возмущен приемом и, как только мы сели, первым заговорил:

– Что это за прием дипломатической миссии: пригласил на завтрак, на котором были кто хотел, накормил как в затрапезной, пьет здравицу плохеньким красным вином, не мог распорядиться подать шампанское и даже к кофе не дал ни коньяку, ни ликеру… Безобразие!..

Но наш скромный «купец» сразу же его пристыдил:

– А вы бы лучше посмотрели на себя, в каком вы сами поехали виде на дипломатическое представление, – две ночи где-то пропадаете, являетесь в вагон среди ночи, хоть бы посовестились проводника, утром на вас лица нет, посмотрите на себя в зеркало, плохо выбриты, да и галстук куда-то свернулся.

Я рад был, что наш «купец» отделал пьяницу, позорившего работу миссии, и от себя добавил:

– Мы находимся как бы в походной обстановке, и цель нашей миссии не в роскошных приемах, а добиться выполнения возложенных на нас атаманом задач.

Затем я объяснил миссии, что вопросы снабжения очень щепетильны и решение их главным образом зависит от немцев, поэтому гетман в разговорах со всей миссией предпочитает их не затрагивать, о чем мне и объяснил за завтраком, и поговорит о них, когда я с Черячукиным будем у него.

* * *

На следующее утро я остался в вагоне и занялся составлением донесения Краснову. Взглянув в окно, вижу перебирающуюся по железнодорожным путям толстенькую фигуру в штатском. Приглядевшись, узнаю старого приятеля – Генштаба генерала Сережу Одинцова. Я с ним – товарищи со школьной скамьи, училища и академии. Вместе были на японской войне. Энергии у него было хоть отбавляй. Когда в Севастополе открылась авиационная школа, он уже был там и сделался ее начальником. Я рад был его увидеть, поманил через окно, и мы обнялись.

– Откуда ты, что делаешь здесь? – спросил я.

Он, видимо, смутился и начал путано говорить:

– Понимаешь ли, какое время переживаем?.. Нам нужно действовать… Вот в Киев приехала из Москвы депутация для переговоров по установлению границ между Россией и Украиной.

– Ну а ты тут при чем?

– А видишь ли… как тебе сказать… нужно защищать интересы России…

– Так как же ты хочешь их защищать?

– Нельзя быть праздным зрителем! Нужно действовать, я через Троцкого и устроился в разграничительную делегацию, как военный эксперт, для защиты интересов России, – залпом выпалил мой Сережа.

– То есть другими словами, ты нанялся к большевикам, так и говори, а не морочь мне голову – защитой русских интересов находясь в стане убийц России!

– Да нет, это не так, ты не хочешь меня понять…

– Брось, Сережа, не заговаривай зубы. Я тебя давно знаю, как и твою энергию, но нельзя же из-за этого идти на службу к преступникам. Должен подумать – куда все это тебя приведет? Уже раньше, когда Керенский убежал, пришлось расплачиваться его начальнику штаба, нашему товарищу по академии Духонину, а ты пошел не к нему, а к Крыленко с бандой матросни и как бы помог растерзать мужественного Духонина, отказавшегося сдать должность врагам Родины и погибшего на своем посту!

Бедный Одинцов, несмотря на свою бодрость, не знал, куда деться, побледнел, увял. После паузы грустно ответил:

– Да, ошибся, не отрицаю, но пошел с добрыми намерениями, чтобы не допустить до зверской расправы, а защитить.

– Вот и защитил! Так и теперь защитишь русские интересы! Ошибся раз, Бог тебя простит. Советую, брось это. Где остановился?

– Наш поезд с делегацией стоит на железнодорожных путях, недалеко от этого вагона.

– Вот тебе дружеский совет: сейчас же иди в свой поезд, забирай свои вещи, бери в помощь нашего проводника, тащи ко мне в вагон. Привезу тебя на Дон и поступай в Доброармию, где место твоей кипучей деятельности и жертвенной помощи-спасения России.

– Не могу, – еле слышно выдавил из себя Сережа.

– Почему не можешь? Не сможет твое начальство задержать на неподвластной ему территории. Быть может, это опасно для твоей семьи, оставшейся там?..

– Нет, не эта причина, с женой я уже давно разошелся, самочувствие мое скверно, но не могу – раз взялся, по своей совести, должен докончить, какова ни оказалась бы моя доля.

Я еще пытался его убедить, так много у меня с ним в жизни было дел, а теперь от души было жалко на него смотреть. Но пришлось грустно расстаться не обнявшись.

Не знаю, как он кончил свою задачу эксперта по установлению границ, но позже читал в газетах, что после убийства в Москве Мирбаха, германского посла и в то время «владыки над Советами», немцы потребовали назначения от Советов большой депутации для сопровождения останков Мирбаха в Берлин. В эту делегацию от военных был назначен мой заблудившийся Одинцов. Видимо, судьба толкнула его в третий раз «спасать Россию». Этот третий раз оказался последним. Сведений о нем я больше не имел. Вероятно, «мавр сделал свое дело»…

Мог ли я предполагать, когда мы – граф Игнатьев (бывший военный агент в Париже), Одинцов и я, друзья, вместе окончившие академию, – так разойдемся, что Игнатьев и Одинцов сменят свои крепкие убеждения и пойдут служить тому, что вряд ли могло быть в прошлом их идеалом?

Так разруха на нашей Родине бросает в разные стороны бывших близких друзей!

Продолжение работ миссии в Киеве

На другой день моей грустной встречи с Одинцовым, в 10-м часу, занимаясь в вагоне, мы были встревожены раздавшимися страшными взрывами, после которых последовал ряд других. Вышли на вокзал узнать что происходит. Взрывы огромной силы продолжались. Перепуганные пассажиры в ожидании поездов находились в смятении. Здание вокзала содрогалось, дребезжали стекла. Звуки взрывов слышались как бы с другой стороны города. Я поехал в центр, чтобы узнать причину. На главной улице Крещатик застал полное смятение: толпы народа с испугом толпились посередине улицы, тротуары были пусты. Оказывается, что от взрывов лопались стекла, большие витрины магазинов вылетали и осколками ранили находящихся на тротуарах. В то время еще не знали о бомбардировках городов с воздушных аппаратов.

Отправился в дом гетмана. Зашел в кабинет Дашкевича, где застал его сильно встревоженного. Он объяснил, что взорвались большие склады снарядов, хранившиеся за городом в сараях бывшей крепости близ лавры. Причина неизвестна: или от самовозгорания и последующей детонации, или дело злоумышленников. После первых же взрывов гетман с адъютантом на автомобиле понесся туда. Имеется немало пострадавших от вылетавших осколков, вызваны из больниц автомобили и повозки за