Тода Хиромацу, писано в 1610 году в Эдо

Со дня приезда Ала и его дочери в замок Кияма прошла неделя, за которую даймё невероятно сдал, казалось, какая-то страшная болезнь или проклятие терзают тело и душу несчастного. Впрочем, сила духа не оставляла князя, и он, превозмогая боль, продолжал вникать в наиболее сложные и требующие особого догляда дела, оставив каждодневную рутину сыну.

Наблюдающий болезнь даймё местный лекарь колебался несколько дней, опасаясь навредить его светлости чрезмерной поспешностью. Но, в конце концов, был вынужден признать, что великий Кияма на самом был умышленно и, по всей видимости, не единожды был отравлен. Это сообщение он сделал лично даймё, который, выслушав лекаря, попросил его не распространяться до времени относительно своих предположений. После чего он вызвал в свои покои начальника стражи, которому всецело доверял, поручая провести расследование, и тут же велел позвать к себе Ала.

— Пожалуй, яд — это единственное объяснение происходящему, — опираясь на подушки, сообщил он другу.

— В замок проник шпион и подсыпал в еду отраву! Ты думаешь на того синоби, которого мы услышали ползающего за обшивкой потолка?

— Неизвестный шпион, который умудрился несколько раз незаметно проникать в замок и всякий раз подсыпать мне яд? — Лицо даймё исказило подобие улыбки. — Это кто-то из моих людей.

Ал выдержал взгляд Кияма, стараясь не выказывать перед умирающим охватившего его чувства.

— Теперь остается только одно, — Кияма хлопнул в ладоши, прося служанку принести ему воды, — только одно, еще перед твоим приездом я послал гонца в орден, сообщив им о постигшем меня недуге. Думаю, они найдут, как вытащить меня. — Он криво ухмыльнулся.

— Они обязательно спасут тебя, Ким. Вот увидишь.

— Во всяком случае, в их распоряжении могут оказаться противоядия, изобретенные в грядущих веках. — Ким заметно приободрился, его глаза прояснились, а на лице появились красные пятна, заменяющие несчастному румянец. — Может, еще и в больничку меня отправят. Кто знает, может, еще увижу на старости лет наше с тобой время? — Он подмигнул Алу. — Я, конечно, привык здесь… но боюсь, что тут никто не сумеет нормально прочистить мой организм. Да и анализ крови еще не изобретен. — Он оперся спиной о стену. — Обычно после моего письма куратор из ордена приезжал на десятый день. Так что, учитывая неотложность дела, его можно ожидать в любой момент… два дня — это не много, доживу как-нибудь.

* * *

На следующий день после переезда Фудзико с сестрой, дочерью, дедом, слугами и охраной в замок Глюка, или как местные жители называли его — замок Грюку, Фудзико получила послание от Совета сегуната с приказом Токугава, предписывающим всем находящимся на землях Арекусу Грюку христианам незамедлительно отречься от их веры. За спиной посланца стояли сотни три вооруженных до зубов самураев, которые были представлены как уполномоченные сегунатом наблюдатели.

Не зная, может ли она принимать столь серьезные решения в отсутствие мужа, Фудзико попыталась объяснить ситуацию самураям, но те вежливо напомнили ей, что ее муж является не просто подданным, но и хатамото Токугава, а значит, его первейший долг — выполнять все распоряжения сегуна.

Отречение должно было проходить на площадке напротив замка, после чего «наблюдатели» собирались обойти все деревни, принадлежащие замку, с тем, чтобы ни один христианин не смог уйти от возмездия. Все отказавшиеся подчиниться приказу сегуна должны были быть изрубленными на том же самом месте, где был произнесен отказ.

Понимая, что муж не одобрит такого на своих землях, Фудзико отдала свой собственный приказ, согласно которому все христиане, не пожелавшие отречься от своего бога, должны были спешно покинуть земли Арекусу Грюку, не проходя официальную процедуру отречения, состоящую в топтании христианского креста.

Давая своим людям возможность убежать, Фудзико тут же повелела устроить в замке роскошный пир для посланцев Токугава-сан, перед которым все пришлые самураи приняли ванну, массаж и по желанию воспользовались услугами женщин.

После пира все были с удобством размещены в комнатах замка, с тем, чтобы с рассветом следующего дня приступать к своим обязанностям. Таким образом отважная женщина дала христианам Арекусу Грюку целые сутки на то, чтобы они могли покинуть опасные для них места и попытаться укрыться в горах.

Хотя о каких безопасных местах могла идти речь? Сегунату была подчинена вся Япония — все ее острова, все были вассалами великого Токугава, а вассалы должны были выполнять приказ или умереть.

Глава 28

РАЗ ВНЕДРЕНЕЦ, ДВА ВНЕДРЕНЕЦ

Однажды в одну школу, где готовили мечников, пригласили ученого, который должен был определить по линиям руки и лица, смелы ли ученики. Тогда один из учеников подошел к ученому и сказал: «Я зарублю вас на месте, если вы посмеете сказать, что я трус».

Директор школы высоко оценил поступок своего ученика.

Кияма Укон-но Оданага, господин Хиго, Сацумы и Осуми, член Совета регентов Японии из династии Фудзимото, глава даймё-христиан

Гуляя возле каменных ворот замка рода Фудзимото, Ал поджидал посланцев ордена «Змеи», бросая в ров камешки. Как обычно толпящиеся возле ворот самураи не обращали на него ровным счетом никакого внимания.

Начальник стражи был предупрежден, что Кияма-сан ожидает важного гостя, так что все были начеку. Зная, что люди из ордена обычно тратили не менее десяти дней для того, чтобы добраться до Хиго, Ким предполагал, что и в этот раз не обойдется без проволочек. Но вопреки предположениям, куратор прибыл не через два дня, а тем же вечером. Сначала Ал увидел на дороге, ведущей к замку, небольшое облачко, которое вскоре превратилось в приближающийся открытый паланкин. Паланкин несли на своих плечах взмокшие от усталости носильщики, их сменщики и охрана — самураи в количестве тридцати человек, все как на подбор в бамбуковой броне, бежали возле паланкина, весело брякая броней и оружием.

Когда гости достигли первых ворот, навстречу им вышел дежурный офицер, в голубом кимоно с белым крестом на груди. Он церемонно приветствовал грозно вставшую перед паланкином стражу. Один из офицеров охраны гостя чинно, словно ему и не пришлось бежать всю дорогу, подошел к открытому паланкину и, получив от «куратора» пропуск, предъявил его офицеру Кияма. Тот неспешно принялся за чтение, то и дело поглядывая на прибывшего гостя и его сопровождение.

— Проклятие, — ругался по-русски Ал, — их князь умирает, а они понапрасну задерживают врача!

Наконец