Витус собрался было возразить, но передумал. Ни к чему врачам выносить свои разногласия coram publico, что никогда еще не производило хорошего впечатления. Напротив, это вселило бы неуверенность и послужило кривотолкам.

— Хорошо, сэр, я приступаю. Магистр, подай мне, пожалуйста, трепан и держи наготове кувшин с водой. Сейчас он нам понадобится.

Витус верхом уселся на ящик так, чтобы голова пациента находилась между его широко расставленными ногами. Он перепроверил, хорошо ли закреплены части трепана. Потом сравнил диаметры фрезы и золотого дублона — они идеально подходили друг другу. Успокоившись, он снова отдал монету Коротышке:

— Начисти дублон так, чтобы он блестел, иначе все, что на нем осело, попадет в череп пациента.

— Уи-уи, Витус.

Витус осмотрел трепан. Да, фреза даст достаточно большое круглое отверстие, чтобы убрать и вдавленный фрагмент кости, и гематому. Он пару раз прокрутил инструмент вхолостую, чтобы проверить, как идет фреза. Дьюн никак не реагировал: лауданум действовал, давая раненому благодатное забытье.

Витус еще раз проверил, все ли готовы. Коротышка неподалеку начищал дублон, впрочем, оставаясь начеку, если потребуется подать из сундучка еще какой-либо инструмент. Рядом верный Магистр держал наготове кувшин с водой. Все вроде бы в порядке. Только Холл стоял без дела, но тут уж он сам виноват: раз отказался оперировать, то и ассистировать будет другой. Витус глубоко вдохнул. Как всегда, в решительный момент его напряжение отступило. Он взялся за дело. Провел контрольную проверку несколькими мягкими поступательными движениями. Зубцы под легким нажимом хорошо входили в кость. Ну, с Богом!

— Магистр, ты готов? Как только скажу «воды», охлаждай фрезу.

— Сделаю.

Витус равномерными движениями начал поворачивать ручку, про себя поблагодарив капитана за то, что у корабля мягкий ход. Корончатая фреза крутилась: влево… вправо… влево… Мелкая, как мука, костная крошка летела во все стороны.

— Воды!

Магистр наклонил кувшин, и охлаждающая струя полилась на операционную зону. Дьюн засопел, другой реакции не было. Витус продолжил. С негромким хрустом зубцы вгрызались в череп.

— Энано, кисточку! Смахни опилки!

— Уи, кирургик!

Все глубже фреза погружалась в теменную кость. Делались лишь короткие остановки на охлаждение инструмента и очищение операционной зоны от костной муки. Размеренно и ровно, как работает колесный механизм часов, Витус крутил ручку трепана до тех пор, пока не почувствовал сопротивления — верный признак того, что кость практически пройдена. Он осторожно вынул инструмент и на мгновение распрямился. Потом взял тонкий шпатель, вставил конец в просверленную канавку, поддел диск и с легким хрустом вынул его. Заглянув в открывшееся отверстие, Витус с облегчением установил, что оболочка мозга — слава Богу! — не повреждена. Засохшие сгустки крови на ней образовались в результате травмы.

— Dura mater[103] не затронута, сэр, — сообщил Витус, и старый доктор удовлетворенно кивнул. — Энано, пинцет!.. Спасибо!

Осторожно, с педантичной точностью Витус удалил кровяные корочки, костную пыль и мелкую крошку, несколько раз сильно подул и, только убедившись, что все безукоризненно чисто, удовлетворенно вздохнул.

— Энано, дублон.

Золотая монета без проблем улеглась в круглое отверстие, а потом повела себя строптиво — никак не хотела встать вровень с поверхностью кости. Видимо, где-то по краю высверленного отверстия была неровность. Витус снова вынул монету, нашел крохотную зазубрину, удалил ее трехгранным скребком, и чуть погодя дублон при легком нажатии встал точно как надо. Витус и надеяться не смел, что монета так точно подойдет. И ничем закреплять не придется. Череп зарастет сам по себе, образуются наросты, которые возьмут монету в кольцо.

— Ну вот и все! — С затекшими членами Витус слез с ящика и заглянул Дьюну в лицо. «Сокол» все еще находился в полузабытье. — Похоже, одной дозы достаточно, доктор.

— Да, вы правы, кирургик. Примите поздравления — прекрасная работа! — Слово «прекрасная» в его устах звучало как «прекрафная». — Если позволите, наложение швов я возьму на себя. — Голос Холла звучал бодро. Он в свою очередь взобрался на ящик и, потихоньку напевая, наложил лигатуру.

— Кажется, операция прошла удачно! — От звучного голоса Таггарта все вздрогнули. Он незамеченным подошел с кормовой палубы, что в штатной ситуации было немыслимо. Но сейчас ситуация была нештатная: еще никогда «соколам» не приходилось присутствовать при таких захватывающих событиях. Капитан, понимая это, закрыл глаза на оплошность команды. Однако Дорси стал белым, как мел, и набрал воздуху, чтобы отрапортовать, но Таггарт неожиданно мягко остановил его:

— Не будем беспокоить Дьюна. Выглядит так, будто он все перенес. Монета пригодилась, доктор?

— Да, сэр, — ответил Холл, накладывая последний шов. — Все прошло хорошо. С Божьей помощью скоро он снова будет прыгать, как ягненок.

— Рад это слышать. Теперь он единственный в моей команде, у кого голова — чистое золото, — Таггарт скривил одну половину лица, что должно было означать улыбку, и продолжал: — Примите мою особую благодарность, доктор, я даже не мог надеяться, что вы… э-э… что операция пройдет так удачно. Еще раз благодарю вас!

— Сэр, я… — Холл хотел возразить, но капитан отмахнулся:

— Знаю-знаю, хотите сказать, что только выполняли свой долг. Я приму это к сведению. Все хорошо, что хорошо кончается. И вам, и вашим друзьям, — он обратился к Витусу, — я признателен за оказанную помощь. Прекрасная работа, джентльмены, прекрасная!

Он небрежно отдал приветствие — махнул рукой — и довольный, как на ходулях, прошествовал обратно к своей каюте.

— Кирургик, шшш, кирургик? Вы спите?

— Нет, доктор, не сплю. Все еще прокручиваю в голове операцию.

Как и доктор Холл, Витус лежал с открытыми глазами в их совместной каюте. Они переговаривались шепотом, хотя в этом не было необходимости: Магистр и Энано спали как убитые на своих койках.

— Как раз об этом я и хочу с вами поговорить, кирургик. Мне не дает покоя, что капитан незаслуженно похвалил меня.

— Ну что вы говорите! Вы внесли немалую лепту в успех операции.

— Это так, но я не поправил командира, когда он решил, что я провел всю операцию целиком. Снова и снова думаю об этом. Я хочу извиниться перед вами.

Витус и вправду был расстроен поведением Холла и сейчас нашел признание доктора в высшей степени порядочным поступком: оно потребовало от старика мужества.

— Но, сэр, если уж положа руку на сердце, то командир сам не дал вам возможности возразить.

— Да-да, и все-таки… — Холл беспокойно ворочался в своей койке. — Знаете, кирургик, я не строю иллюзий по поводу своей квалификации. Мое врачебное искусство ненамного выше среднего, даже если за долгую жизнь я снискал какое-то признание. — Прежде чем продолжить, он покашлял. — И тем радостнее было моему старому сердцу, когда меня как врача отмечают