сейчас он считал, что вполне может доверять доктору Холлу, тем более что ассистировать ему будет сведущий в своем деле кирургик. Да и чем он, Таггарт, мог помочь в такой ситуации? Разве что помолиться. С такими мыслями он отправился в свою каюту, где занимался с первым офицером штудированием карт.

— Речь у Дьюка тоже нарушена, — заметил Витус, доставая из своего сундучка инструмент. — Пора начинать, сэр.

— Хм… э-э… конечно, мой мальчик. — Холл вертел в руках бутылочку, на которой была этикетка «Liquor laudanum»[102] — Я дал Дьюну довольно большую дозу. Может быть, его речь нарушена отчасти из-за этого. По крайней мере, боли в области раны он уже не испытывает.

— Это хорошо. В случае необходимости дадим ему еще дозу. — Витус по одному перебирал трепаны над головой Дьюна, чтобы определить, какой из трех больше подходит. Как он и предполагал, лучше всех годился средний. Трепан представлял собой коловорот со съемной фрезой — металлическим цилиндром, один конец которого переходил в острые зубья пилы. Это делало ее похожим на перевернутую корону, поэтому хирурги и называли ее корончатой. С ее помощью можно было проделать довольно большое отверстие в черепном своде. Витус отложил собранный трепан, добавил к нему шпатель, пинцет и гам — скребок для соскабливания мягких тканей с костей. — Все готово, можем начинать. На случай каких-либо осложнений магистр Гарсия будет у нас под рукой и…

— …и, само собой, Энано, уи-уи! — Никем не замеченный Коротышка поднырнул ему под руку. Он явился с камбуза, где по своему обыкновению сразу установил добрые отношения с повелителем горшков. Он снизу посмотрел на врачей простодушными глазами и пропищал: — Заговариваю кровь и приношу счастье, приношу счастье и заговариваю кровь…

— Ладно, Энано, оставь свои шуточки. — Витусу было не до забав. Он протянул доктору Холлу хирургический нож: — Сэр, предлагаю вначале выбрить голову, лучше полностью, чтобы потом удобнее было наложить повязку.

— Конечно, мой мальчик, конечно, — старик принялся за работу.

— А ты, Энано, принеси большой кувшин воды.

— Уи-уи, жбан влаги, не обращенной в вино? Почему бы нет? — Коротышка уже собрался бежать, но Витус остановил его, ему еще кое-что пришло в голову:

— Забери этот каутер для прижигания, его надо раскалить добела, чтобы в любой момент он был под рукой. Потом возьми трепан и сходи с ним к капитану. Попроси у него подходящую по диаметру фрезы монету: золотой дукат, золотой талер, золотой дублон, эскудо или эскудильо — думаю, у него найдется. Скажи капитану, что монета нам нужна, чтобы закрыть потом отверстие в черепе, и это должно быть именно золото: с благородным металлом меньше риска попадания инфекции и воспаления.

— Уи-уи, кирургик, больше нище? Тогда я слинял! — Энано ускакал вприпрыжку.

Холл тем временем заканчивал брить голову раненого. Вокруг опять собралось немало «соколов». Они торчали и на палубе, и на вантах, вытягивали головы. Здесь были и Ач, и Пинт, и Мадди. Дорси как начальник должен бы их прогнать, но он и сам с таким же напряжением следил за тем, что делает доктор. Витус с удовлетворением констатировал, что Дьюн уже ничего не чувствует. Доктор Холл отложил бритву и выпрямился.

— Что ж, начало положено.

— Какой разрез вы хотите делать, сэр? — спросил Витус и, заметив, что доктор колеблется, осторожно предложил: — Наверное, в форме двойного «Т»? Это классический разрез, который часто применяется с древности, потому что таким образом мы получаем два хорошо раскрывающихся лоскута кожи. Разумеется, в нашем случае требуется особая осторожность, чтобы не повредить височную артерию.

— Разумеется, разумеется, — пробормотал Холл.

Витус с тревогой наблюдал, как старый доктор не уверен в себе. Наверное, ему не часто приходилось вскрывать черепную коробку, и в этом не было ничего постыдного, но тогда он должен бы обратиться к Витусу. Однако было понятно, что и просить о помощи намного более молодого коллегу ему было трудно. В конце концов доктор совладал с собой и взял скальпель. Витус вздохнул с облегчением, когда увидел, что руги старика не дрожат, и он уверенной рукой сделал требуемый разрез. Показалась кровь, даже слишком много крови, что сильно затрудняло работу. Может быть, Холл все-таки задел височную артерию?

— Каутер! — крикнул Витус. — Энано, каутер!

— Уи-уи, здесь я, тот, кто остановит кровь.

Коротышка, который прибежал, таща с собой все, что от него требовалось, поставил кувшин на ящик, рядом положил трепан и золотой дублон и снова пропищал:

— Я тот, кто остановит кровь.

И прежде чем Витус успел возразить, пристроился возле ко всему безразличного Дьюна и, вытянув в трубочку свои рыбьи губки, запел фальцетом:

Красный шар,

Жаркий жар,

Завертись, закружись,

На обратный путь ложись,

Замри дотоле

По моей воле!

Он пропел свой стишок еще раз, вкруговую вертя руками, и Холл, который, как и все прочие, словно лишившись языка, наблюдал завораживающие пассы малыша, наконец-то обрел дар речи:

— Невозможно, невозможно! Кровотечение в самом деле остановилось!

«Соколы», потрясенные не меньше доктора, боязливо отступили на несколько шагов. Как и все матросы, они были до кончиков ногтей суеверны. Пинт прошептал непослушными губами:

— Пресвятая Дева, колдовство! Этого не может быть! Колдовство!

Витус недоверчиво посмотрел на открытую рану, но не мог не признать, что доктор был прав — кровь остановилась.

— Уи-уи, замри дотоле по моей воле! — в последний раз сказал Энано и, ухмыляясь, спросил: — Жбан подать, кирургик?

— Нет-нет, вода будет нужна позже. — Витус все еще глазам своим не верил.

Неужели Энано обладает такими силами, что может сделать невозможное, необъяснимое? Как странно, они с Магистром думали, что хорошо знают малыша, а поди ж ты, он все время чем-нибудь да удивит!

Холл первым стряхнул оцепенение и уже просунул в разрез пинцет, чтобы раздвинуть лоскуты кожи, протянул руку, и Витус подал ему гам, чтобы он мог очистить поверхность кости от остатков соединительных тканей.

— Вот и она! Прекрасная белая черепная кость! Да, кирургик, как мы и предполагали, отчетливо виден перелом. Три трещины на темени, расходящиеся в форме лучей. Подводите трепан.

— Я? Почему я? — удивился Витус. — Я полагал, вы… — он оборвал себя, не желая повергать доктора в смущение, но Холл сам высказался недвусмысленно:

— Но, мой мальчик, разумеется, это вы должны делать трепанацию. В первую очередь, потому что это ваш инструмент, и кто, как не вы, лучше всех можете им работать. А во-вторых, еще полтора года назад мои руки были скрючены подагрой. Так что и пациенту пойдет на пользу, если оперировать его будете