не произнёс ни единого слова. Его даже не трогал тот факт, что, возможно, в этот самый момент от его ответа зависела жизнь ещё одного человека, что, при его общем хмуром виде, как минимум мне лишний раз доказывало его причастность к происходящим и остающимся безнаказанными ужасам в этом городе. Стэнли Ламберт знал Больничного Стрелка – в ночь убийства моих родителей он помог ему похитить младенца из родильного отделения. Я кожей чувствовала, что сам он не является Стрелком, но в том, что он знает наверняка имя того, кто стрелял в ту ночь и в другие две ночи, я не сомневалась ни на йоту. Однако моих чувств в любом случае было недостаточно. Нужны были или сказанные подозреваемым вслух слова признания, или серьёзные улики, но ни того, ни другого у меня ко второй половине дня так и не появилось, и появиться не обещало. Я снова врезалась в тупик. В который раз за двенадцать лет своей службы и бесперебойной проработки этого дела.

Сейчас у меня в руках находится тот, кто знает Стрелка лично, кто разговаривал с ним в ночь убийства моих родителей, кто помогал ему провернуть похищение новорождённого младенца, а значит этот человек является соучастником Стрелка, и тем не менее я должна буду отпустить его! В полдень следующего дня я должна буду снять с него наручники и позволить ему выйти из-за решётки, потому что у меня не будет улик – только жалкие показания Пауля Дэвиса, которые в любом суде легко затопит даже такой хреновый адвокат, каким когда-то был Дилан Оутис. Иными словами, показания Пауля Дэвиса назовут клеветой, само обвинение сочтут притянутым за уши, а следователя, ведущего это дело, как и всю его команду – то есть как минимум меня с Ридом – обвинят в пристрастии и даже в сведении личных счётов, что, как минимум, сильно повлияет на наш профессиональный статус. Ламберт прекрасно понимает, что из-за недостатка у следствия оснований к его задержанию, к полудню следующего дня его выпустят, и, в результате всей этой поднявшейся со дна тёмного озера его прошлой жизни мути, его идеальная репутация всего лишь немного подпортится, что, собственно, дело поправимое и оттого нестрашное. И потому он молчит. Потому что знает о своей преждевременной победе так же хорошо, как и о своей прямой виновности. Так же хорошо, как знает личность Стрелка.

Посмотрев на свои наручные часы и поняв, что стартовал двенадцатый час с момента пропажи Терезы Холт и девятый час с момента начала её активного поиска, я тяжело вздохнула и вышла из-за своего рабочего стола вместе со своей тёмно-синей матовой кружкой с надписью “Хорошо вкалывают только наркоманы и ты”, которую мне подарила около года назад Астрид, взяв с меня слово, что я сделаю из этой посудины офисную, благодаря чему мне удалось избавиться от дурацкой чашки с изображением двух котят, годом ранее подаренной мне на День святого Валентина Диланом. Подойдя к кофемашине и запустив её механизм, я осмотрела наш просторный общий кабинет, в котором помимо моего стола размещалось ещё девять рабочих мест. Так как сегодня почти все сотрудники нашего отдела были задействованы на поисках Терезы Холт, здесь сегодня было не людно, благодаря чему я в благоприятной тишине возилась со своей доской, составляя и изучая карту хода следствия. Не считая меня здесь сейчас находилось четверо человек. Все они были заняты за своими компьютерами, и я искренне хотела верить в то, что они так активно и сосредоточенно пялятся в мониторы не из-за радости разложения пасьянсов, а из-за желания отыскать пропавшую женщину живой. Или мёртвой.

Подумав о том, что Тереза может уже сейчас быть мертва, я прикусила нижнюю губу и взяла в руки свою наполнившуюся кофе кружку. Нет, она должна быть живой. Ради своего пятилетнего сына. Ради моей дружбы с Астрид.

Когда я вернулась к своему столу, в кабинет уверенным шагом вошёл Арнольд и, лишь мельком скользнув по мне взглядом, сразу же зацепился им за карту следствия, которую я, со скурпулёзностью перфекциониста, оформила на громадном флипчарте. Мы с Арнольдом не виделись с тех пор, как утром он высадил меня возле участка. Очевидно из-за нервного дня, мы теперь оба выглядели заметно потрёпанными: у обоих глаза блестят от нервного возбуждения, волосы слегка взъерошены, рубашки с расстегнутыми верхними и нижними пуговицами, и заметно помяты. Плюс ко всему прочему, прошедшей ночью, благодаря стараниям друг друга, мы недостаточно хорошо выспались и потому к началу вечера я уже чувствовала себя измотанной, однако всё ещё способной реинкарнировать себя порцией крепкого кофе.

– Как дела с Ламбертом? – сдвинув брови, продолжил скользить взглядом по доске Рид. Хотя мы в течение дня не виделись, мы пару раз созванивались, чтобы просветить друг друга в развитии событий по другую сторону амбразуры, и потому кое-что знали об общем положении дел.

– Не колется, – поджала губы я. – На основной вопрос о том, где может находиться Тереза Холт, отреагировал реалистично удивлённым взглядом. Когда я говорила ему о Стрелке, он просто молчал, сверля взглядом стол перед собой, но когда речь зашла о Терезе… Он явно дал мне понять, что не понимает, о чём я говорю.

– Даже если он не знает, где Тереза, он знает, кто Стрелок, и если он назовёт нам его имя…

– Даже не надейся. Он будет молчать до полудня завтрашнего дня. А потом мы его отпустим, – от злости я стиснула кружку в своей руке ещё сильнее, чтобы горечь находящегося в ней напитка обожгла мне ладонь. – Но теперь мы наверняка владеем как минимум двумя фактами. Первый: Стэнли Ламберту известна личность Стрелка. Второй: целью нападения тридцатидвухлетней давности всё-таки был украденный в ту ночь и в результате пропавший без вести младенец, а не кто-то из расстрелянных людей.

– Какие результаты по опросу коллег Холт?

– Кое-что есть. Оказывается, на днях Тереза уволилась. Ровно в день похорон Ванды Фокскасл. Получила вольную утром, то есть перед тем, как мы пообщались с ней на кладбище, – услышав эту новость, Рид заинтригованно приподнял одну бровь. – Кто-нибудь из её родственников упоминал об этом факте?

– Нет. Более того, я уверен в том, что они убеждены, будто у неё есть работа. Её родители и старший брат предполагали, что её можно попытаться найти на рабочем месте в офисе “Шатем”.

– Вот тебе первый секрет. А теперь держи второй: она одолжила денег у своего босса Алана Пасса. Причём немалую сумму. Пасс утверждает, будто она просила у него пять тире семь