Шрифт:
Закладка:
Каждый писатель внес свой вклад в описание дьявольской донельзя вихляющей походки и уродливо-комической жестикуляции, хмурого взгляда и нарочито горящего взора, пересказывая его злобные или непристойные слова, произнесенные замогильным голосом, и его излюбленные проклятия; каждый писатель давал сатанизму свой фирменный знак, пока его не подхватила и не растиражировала «реклама», которой запестрели страницы журналов и стены домов городов. И все это только для того, чтобы продать плитку шоколада «Фауст» (который соблазняет) и ватин «Thermogene», согревающий душу какому угодно дьяволу! Даже керосинки и те стали называться «чертовками»! Даже тележки конвейера! «Каждый ищет свой стиль», — как заметил однажды Бодрийяр после того, как разоблачил ложь так называемой сексуальной революции, назвав ее «стратегией изгнания бесов из тела посредством половых органов»[954]. Его слова отдаленно перекликаются со странным утверждением Бретона[955]: «Красота бывает конвульсивной или никакой». Тут же возникает вполне справедливый вопрос: неужели все истеричные пациентки Шарко были писаными красавицами? Однако «новый философ» (куда же подевались все старые?) был еще более категоричен в своих заявлениях: «Реклама Добра не может быть ложной: это реклама самой лжи»[956]. Другими словами, искренность предназначается только для дьявола.
Европейская литература, театр и музыка в той или иной степени переболели одержимостью дьяволом, который принес им освобождение. От чего же? От тупой приверженности к религиозным догмам, от деспотической и суетной власти политиканов и, конечно же, от скуки и повседневности. Ибо повседневность стала именно тем бичом, которым Господь неоправданно сурово покарал человечество! И пусть напускная, но все же обладающая весьма отравляющим действием одержимость по-прежнему владеет умами: когда, казалось, группа Rollings Stones уже давно отпела «Sympathy for the Devil», на сцену вышел Элтон Джон, чтобы вновь явился «оперный призрак». Нельзя пройти и двух шагов по улицам Парижа, Лондона и Нью-Йорка, чтобы не натолкнуться на сатанисткую надпись: «Satan f... you each night», или же «... твою мать», — слова, призывающие к кровосмешению, впрочем, запрещенные правительством Франции, как ни странно, в лице министра культуры. Подобная дерзость повсюду в мире сходит с рук, кроме, разумеется, стран ислама.
Так Сатана стал пособником всех фаустов индустриальной эпохи, начиная с самых обездоленных и кончая «денежными мешками». И тут он появляется «в совершенно новом свете: как освободитель... мужчины». «Не нарушая божественных законов, он стремится избавить сынов человеческих по меньшей мере от одного из последствий первородного греха. Сатана появляется рядом с духовным Искупителем, как его материальное воплощение и друг человечества», — писал с иронией Папини. Вот где надо искать настоящий сатанизм — в самых элитных кругах, а вовсе не среди ряженых калифорнийских сектантов.
Так, еще в 1905 году Поль Лафарг[957] пришел в своем памфлете «Право на лень» к умозаключению, которое один из его оппонентов сводит к следующему: «...Когда мужчина в лице Адама был выброшен за ворота Эдема, разве он не был проклят Богом и приговорен навеки добывать свой хлеб в поте лица своего? Не означает ли это, что труд отождествляется с проклятием, а безделье — именно то состояние человека, которое прежде всего подразумевается под райским блаженством?»[958]
По-видимому, произошла весьма странная подмена ролей: объявившись как защитник абсолютной власти, о которой мечтали зороастрийские жрецы, дьявол переродился в высшей степени антисоциальный элемент, предающий анафеме любой труд. Из опоры христианской теологии он превратился в могильщика демократии и — как еще две тысячи лет назад писал Цицерон (по поводу суеверия) — в предвестника тоталитарных режимов. Вот почему у него нашлось так много друзей.
Можно было бы предположить, что веру в Сатану поддерживают монотеизмы, поскольку именно они и были ее источником. Однако сатанисткая мифология, ставшая особенно популярной в настоящее время, не подвластна контролю какой бы то ни было религиозной структуры. В самом деле, народное мифотворчество представлено куда более мощными силами, чем церковь, под каким бы названием она ни воздействовала на сознание и подсознание людей. После появления такого мифического персонажа, как Сатана, и переработки этой легенды современными философами религии были низведены до положения подмастерьев у чародеев. Вероисповедания, уже по одному своему названию стоящие на антимарксистских позициях, потому как несут в массы идеи антиматериализма и спиритуализма, поддерживают и пропагандируют основополагающий языческий миф, который раньше проповедовал тоталитаризм, а ныне стал предвестником революции и, прежде всего, нигилизма.
Мне бы хотелось лишь отметить, что поддерживающие миф о Сатане религии всего-навсего рубят сук, — впрочем, давно уже трухлявый, — на котором до сих пор сидят, а именно — социальный порядок.
Так стоит ли верить в реальность Сатаны, а также в одержимость и так называемые аномальные
