— No seas ingenuo. Si saben que tendrán que enfrentar el frío directamente, pero correrian — sobrevivirán en él. No sabemos algo, chico. No sabemos algo…

Разумеется, Уильям из Джонсборо смолчал на то, что часть беседы от него скрыли — негоже было простому смертному лезть в дела Золота или его подручных. Но, однако, он знал одно: «La sombra» переводилось с испанского никак иначе, как «Тень». На следующее утро мужчины выдвинулись в дорогу. Наёмник сразу предупредил, что лучше прибыть ближе к полудню — на всякий случай. Его не послушали. Двигатель приятно ревел, из пейзажей были всё те же степи, украшенные пылью и низкими голыми деревьями.

— Скажи мне, — начал Хантер, сидя на пассажирском сидении всё того же джипа. — Что такое «Тень»?

— Я думал, ты не понимаешь испанский. И где же ты слышал столь редкое слово?

— Так называлась одна из группировок за Стеной.

— Ты и за Стеной был? — охотник молчал, всё ещё ожидая ответа на свой вопрос. — Ладно-ладно. Тень — это, знаешь… Такая больша-а-а-ая и тёмная штука — есть у всего живого существа…

— Мог бы просто нахер послать и не выделываться.

— Я прикалываюсь, — какое-то время парень молчал. — Тенью называют здесь новый подвид заражённых. «La Sombra», — очень поэтично звучит для англоязычного, да? И, что главное, пишут они его — те, кто говорят на мексиканском испанском, с большой буквы… Веришь или нет, но этот чудовище будет пострашнее всех предыдущих. Страшнее гигантов, крикунов или…

— Я страшнее колоссов… «гигантов» вообще мало что видел — что может быть страшнее двухметрового танка?

— Это существо поражает не своими размерами… Оно говорит, — немного помедлил парень. — Своими ушами слышал. Да, это мычание не назовёшь особо осмысленными предложениями, но оно говорит, — в мыслях наёмника повисла пустота. — Знаешь, шепчет себе так тихо, почти не слышно, будто приманивает: «Помогите», — и повторяет. Медленно… Протяжно, что ли… Ни за что бы не поверил, если бы сам не услышал. А ты что думаешь?.. Эй? Уильям?! Что думаешь, говорю? Веришь мне?

— Нет.

— Вот видишь — и я бы, как я и сказал, не поверил бы, так что зря ты вслушивался и напрягал свой испанский… «Тень».

На часах наёмника было девять часов и одиннадцать минут после полуночи. Он и Альвелион пересекали старый расшатанный мост, оставив машину на другой — «цивилизованной» стороне. Доски неприятно скрипели под ногами, деревья со стороны Оклахомы неприятно трещали от ветра, но солнце всё же светило — яркое, чуть более, чем рассветное, солнце — редкое явление в последние времена. Альв предусмотрительно шёл позади охотника и едва слышно насвистывал знакомую Хантеру мелодию — «Лондонский мост падает». К счастью, оставленный на самого себя отряд не сдвинулся с места — небольшая группка выживших сидела посреди всё того же кладбища, собравшись вокруг палаток. Джанет, стоящая в патруле, издали завидела знакомую фигуру и опустила ружье, выдохнув, наконец, с облегчением. Она выглядела ещё более уставшей, чем за день до этого.

Уильям из Джонсборо выставил вокруг собравшейся толпы мужчину, и тот, не успев одуматься, тут же был захлестнут волной вопросов: Джанет почти кидалась в ноги и спрашивала о том, сможет ли он их провести в Новый Техас; Винни шёпотом пытался что-то выспросить, что, впрочем, абсолютно не получалось из-за криков; а Парня же интересовало лишь то, точно ли перед ним стоял мужчина. Наёмник Отца отмахнулся от всех приветствий с той же лёгкой улыбкой и, скомандовав собирать вещи, вернулся к вольному наёмнику, заметив, что один из попутчиков явно лишний. «Он со мной», — ответил Уилл. Приготовления не заняли много времени. В конце концов, многие из вещей из лагеря, что временно заняли путники, им либо не принадлежали вовсе, либо были не нужны — удачное скрещивание вопросов морали и выгоды. По мосту переходили парами — от нелепых случайностей подальше. Вместившись вшестером в одну машину (Уильям и Джанет сели в багажник открытого типа), компания тронулась в Гатри.

Охотника всё не отпускала та речь, сказанная заражённой Клеймённой в Мюррее: «Мы упустили Первых, Седьмых и Десятых», — он понимал, что ещё немного, и тот, кто может ему дать ответ на этот вопрос, исчезнет в если не враждебной, то явно недружелюбной к нему стране, так что он спрашивал прямо:

— В твоём рассказе… пересказанным мне Мальчиком, есть некоторые любопытные несовпадения… — она посмотрела на него недоверчивым взглядом. — Первые, Седьмые, Десятые — кто эти люди, что это за позывные и почему люди Хэнка должны были найти их?

В тот момент, когда прозвучал этот вопрос, Хантер был готов поклясться, что видел на лице своей собеседницы ужас, сравнимый, разве что, с тем, что испытывает человек в Аду. Да — лишь на короткое мгновенье, но видел. Он специально молчал дальше и не выдвигал никаких теорий о том, что это может значить — не стоило подавать идеи тому, кто собирается тебе недоговаривать. Ужас женщины быстро перешёл в лёгкое удивление, а оттуда — в прежнее безразличие.

— Это неважно.

— Это важно. Я не верю, что человек, который быстрее бы развёлся, чем продался, мог поступить так, как ты рассказала. Думаю, что всё дело в этих людях. Что в них такого, чтобы скрывать от большинства? — Александра и Салливан невольно обернулись.

— Ты… Не смеешь мне грубить.

— Уже посмел. И раз ты воспользовалась моей помощью этим людям как своим счастливым билетом, я хотел бы получить ответы.

Однако разъяснять ответчица отказывалась наотрез, а о том, почему же Роуман всё-таки заключил ту сделку, даже не упоминала. «Понимаю, — подумал охотник и, достав из кармана жетон девушки из Мюррея, выбросил его прочь, — тогда и знать ей, откуда мне это известно, незачем».

На Дьявольском Ранчо всё ещё было относительно пусто — большинство новой охраны так и не приехало, а рабочие, выполнив свой утренний цикл, прохлаждались в разных, известных только им, закоулках того наполовину заброшенного места. Первой к Генриху пошла Джанет. Вернее, слуга сам её повёл. Оставшись без надзора, небольшая группа разошлась — Салливан и Пацан пошли к амбарам поглядеть на скот и прочие масштабы того места, остальные же направились к дереву, у которого покоился единственный друг Кардинала — просто затем, что там можно было поговорить наедине.

— Скажи, — начала Александра, — когда ты говорил о том,