нас есть примеры из античности, есть Пифагор, уверявший, что в новой жизни узнал щит, с которым сражался под Троей.

А теперь давайте обратимся к творению Талиесина, валлийского поэта VI века нашей эры. Талиесин в красивых словах вспоминает самые разные свои жизни, он сообщает: «Я был кабаном, был предводителем в битве, мечом в руке предводителя, мостом, пересекающим семьдесят рек, я был в Карфагене, я был в пене морской, я был словом в книге, я был книгой в самом начале». Иными словами, перед нами поэт, прекрасно сознающий все достоинства, все, скажем так, выгоды, которые содержит в себе такое бессвязное нанизывание. Я полагаю, Талиесин хотел быть всеми этими вещами; а еще он знал, что перечню, чтобы быть красивым, нужно состоять из разнородных элементов, вот почему он вспоминает, что был и словом в книге, и книгой в самом начале. И существует еще множество красивых ирландских измышлений – например, дерево, с одной стороны зеленое, а с другой – пылающее, как неопалимая купина, огнем, который его не сжигает, и две эти половины живут вместе.

Помимо этих героических столетий, этих мифических столетий, есть в кельтской литературе один сюжет, представляющий для нас особый интерес, и это мореплавание. Это была одна из обязательных для поэтов тем, поскольку триста с лишним легенд подразделялись на истории о завоеваниях, истории об угоне скота, о лицедействе, истории о пещерах, истории о городах, истории о похищениях, истории о паломничествах и истории о путешествиях.

Давайте задержимся на последнем разделе. Ирландцы придумывали путешествия на запад, то есть на закат, в неизвестность – мы бы сейчас сказали, что в сторону Америки. И теперь я перескажу историю Конна.

Конн – это ирландский король, его именуют Конн Сотни Битв. Однажды, когда Конн сидит вместе с сыном на холме и смотрит на закат солнца, он неожиданно слышит, как сын его разговаривает с чем-то невидимым и неведомым. Конн спрашивает сына, с кем тот говорит, и тогда из воздуха приходит ответ, ему отвечает голос: «Я прекрасная женщина, я родом с острова, затерянного в западных морях; на этом острове не знают, что такое дождь, снег, болезни, смерть и время; если твой сын, в которого я влюблена, отправится со мной, он никогда не познает смерть и сможет один править нашим счастливым народом». Король призывает друидов, – вероятно, эта легенда была сложена еще до христианства, но христиане ее сохранили, – и друиды начинают петь, чтобы женщина умолкла. Она из своей невидимости бросает принцу яблоко и исчезает. В течение целого года принц не ест ничего, кроме этого неистребимого яблока, не страдает ни от голода, ни от жажды, но продолжает думать о женщине, которую никто не видел. Спустя год она возвращается, принц ее видит, они вместе садятся на стеклянный корабль и исчезают из виду, держа курс на закат.

И в этом месте легенда разветвляется: одна версия гласит, что принц так и не вернулся; другая – что он вернулся спустя много веков и рассказал, кто он такой. Люди смотрели на него и не верили, и говорили: «Ну да, Конн, сын Конна Сотни Битв!» В другом варианте говорится, что он пропал где-то в морях, а еще в одном – что, спрыгнув с корабля и ступив на ирландскую землю, Конн рассыпался в пепел, ибо время богов и время людей – это не одно и то же.

Вспомним еще одну аналогичную историю. Историю Брана. Бран – сын царя, как и все главные герои подобных историй. Бран идет вдоль берега моря и неожиданно слышит позади себя музыку; он оборачивается, но музыка все время остается позади него. Это очень сладкая музыка; Бран засыпает, а когда просыпается, в руке у него оказывается серебряная ветвь с цветами, которые похожи на снег, вот только это живые цветы. Бран возвращается домой и встречает женщину, которая говорит (как и в другой истории про сына царя), что влюблена в него. И Бран идет за ней. Серебряная ветвь напоминает нам о золотой ветви из «Энеиды». После начинается история о путешествии Брана. Сказано, что во время своего плавания Бран встречает человека, который как будто идет по воде, а вокруг него рыбы, множество лососей. Этот человек – кельтский бог. В то же время, как он идет по воде в окружении лососей, он также идет по лугу на своем острове в окружении оленей и барашков. Таким образом, возникает как будто двойное пространство, два пространственных плана: для Брана царь находится на воде и одновременно с этим он находится на лугу у себя на острове.

На этих островах замечательная фауна и флора: боги, птицы, которые суть ангелы, серебряные лавры и золотые олени, и еще там есть золотой остров, стоящий на четырех колоннах, и колонны, в свою очередь, поднимаются с серебряного плоскогорья, и время там течет по-другому. Самое удивительное чудо происходит, когда Бран, путешествуя по этим землям, поднимает глаза вверх и видит реку, бегущую по воздуху, текущую по воздуху, не проливаясь, и в этой реке есть и рыбы, и корабли, и все это благоговейно помещается на небе.

А теперь я скажу несколько слов о пейзаже в кельтской поэзии. Мэтью Арнольд в своем замечательном исследовании о кельтской литературе пишет, что чувство природы, одно из достоинств английской поэзии, своим появлением обязано кельтам. Хочу добавить, что германцы тоже чувствовали природу. Хотя их мир, разумеется, совсем иной, ведь в древнегерманской поэзии природа в первую очередь внушает ужас: трясины, чащобы, вечерние сумерки – все населено чудовищами; дракона называют «ужасом ночи», это ужас перед размытым сумраком. Кельты же, тоже ощущая природу как нечто живое, понимали, что эти сверхъестественные существа могут оказаться и благими, то есть фантастический мир кельтов населен как демонами, так и ангелами. Мы могли бы назвать его «мир иной» – это выражение, ныне вполне расхожее, впервые, насколько я знаю, появляется у Лукана в рассуждении о кельтах.

Все указанные мною факты наводят на интересные размышления. Например, получит свое объяснение расцвет академии именно во Франции, стране с кельтскими корнями; получит свое объяснение и отсутствие академии в стране, где так глубоко укоренился индивидуализм, – в Англии. Однако вы сумеете сделать все эти выводы гораздо лучше меня. Мне сейчас достаточно и того, что я привлек внимание к этому любопытному явлению – к организации литературы на острове Ирландия.

1962

Загадка Шекспира

Две последние статьи в книге Поля Груссака «О литературе» посвящены шекспировскому вопросу или, как я предпочел назвать его сегодня, загадке Шекспира. Речь, как вы догадываетесь, о тезисе тех, кто отрицает принадлежность