кормились кровью, разбивали шатры из плохо выделанных шкур, охотились на ящеров. Бастион оставался вымыслом, легендой. Но вот он оказался реальностью, красивая сказка распалась.

Все это воющее месиво лиц ничем не напоминало жителей благословенного пристанища всех страждущих. Они выглядели еще более дикими, чем эльфоеды из людских деревень. Там хотя бы всех вел простой инстинкт – голод. А здесь у каждого в голове возились какие-то темные твари, которые дергали паучьими лапами покорных марионеток. Нормальный человек или эльф не станет так кидаться к своему кумиру. В своей жажде великой милости они были готовы сожрать Стража. Не от голода, а от восторга.

– Исцели нас! Исцели! – кричали со всех сторон. И Рехи задыхался, пока его вели, казалось, целую вечность.

– Все, закончилось… – только выдохнул он, оказавшись в своем заточении. Он закрыл лицо руками, отбрасывая растрепанные волосы назад. Свободен. Свободен в заточении. Тишина. Наконец-то.

– Да, такова цена всенародной любви, – пожал плечами Саат, отдирая от запыленных одежд болтавшийся на одной нитке рукав. «А он неплохо сложен для жреца. Мышцы, как у воина. Специально тренируется? И зачем? Отбиваться от всенародной любви?» – отметил Рехи, скользнув взглядом по жилистой руке Саата. Раньше казалось, что под слоями одежды жрец изнежен и слаб.

– Что будет с Инде? Ее там не задавили? – забеспокоился внезапно Рехи.

– Нет, она теперь важный образец, – криво ухмыльнулся Саат.

– Образец… Образец… – поморщился Рехи, точно вспоминая значение слова. Оно как-то относилось к экспериментам, Сумеречному, Митрию и Двенадцатому. Да, к Двенадцатому. Как будто Двенадцатый… Впрочем, нет, что-то не то. Мысль всколыхнулась слепой пещерной рыбой и нырнула в глубину подсознания.

– Отдыхай пока, Страж. Ты еще понадобишься через несколько дней. Ты теперь тоже ценный образец, – продолжил Саат.

Его рука впервые опустилась Рехи на плечо, тяжело и неприятно. Страж поежился и вывернулся змеей. Вернее, Саат показался ему скользкой, неприятной рептилией. Не ящером, а именно тварью без лап, незаметно вьющейся живой отравой среди камней.

Они с Вкитором что-то скрывали. Но оба улыбались – фальшиво ласково, покровительственно. Нет, такое обращение Рехи терпел только в плену у Ларта. И то потому, что получал взамен нечто большее, чем снисхождение. Ведь Ларт… Ларт… Вновь отозвалась боль пополам с сожалением о минувших днях в деревне.

Похоже, именно там он научился мыслить, пользоваться головой не только для охоты. И теперь здесь, в Бастионе, он замечал всю неправильность того, что творилось. Но не мог четко осознать, что же не так. Все! И словно бы ничего. Не самые жестокие традиции установились для их беспощадного мира. Не самые мерзкие люди правили. И приветствия сумасшедшего народа не шли в сравнение с оргиями полукровок, где выковыривали глаза и отгрызали конечности бьющимся в агонии пленникам. И все же… что-то здесь было не так. Иначе… «Иначе Лойэ встретила бы меня. Нашла, прорвалась бы ко дворцу. Но ее не было в этой толпе, ведь я бы ее почувствовал, – понял Рехи. – Бастион стал ее мечтой с детства. Мечтой ее отца. Ее мечта разбилась, я уверен. Но обо что?»

Желание встретиться с Лойэ и узнать ответы впилось в сердце цепкой колючкой тревоги. Рехи немного отдышался, сидя на каменном жертвеннике, а потом спросил:

– Что же, Саат, могу я теперь посмотреть свои владения?

Он успел окликнуть верховного жреца у двери. Тот обернулся и небрежно повел рукой:

– Зачем вам это, Страж? Чего вам не хватает?

– Я должен знать, кем правлю, – соврал Рехи. Ответы получались неуклюжими. Но он привык говорить первое, что придет в голову. Иногда получалось попасть в точку, иногда звучало глупо.

Саат рассмеялся, запрокинув голову:

– Нет, вы немного не поняли. Вы не правите. Правлю я. Вы – духовное начало нашего культа.

– И что это значит?

Саат приблизился и впился Рехи в плечи крючковатыми пальцами, заставляя глядеть прямо на себя. Он прошипел едва слышно, с ледяным спокойствием:

– А значит, что теперь я назначаю тех, кого вы будете исцелять. За каждое исцеление они будут нести мне… то есть нашему культу подати.

Рехи вновь с трудом освободился и возмущенно воскликнул:

– Что?! Почему так?

Отвращение стегало хлыстами черных линий. Они сгущались и сновали по углам, превращаясь в незримые тени, высасывающие душу. И среди них самой гадкой и страшной предстал Саат, который безразлично пожал плечами:

– Потому что чудеса всегда имеют свою цену. Запомните это, Страж.

– Но руки-то жечь мне! – запротестовал Рехи, поднимая зудящие ладони.

– Придется потерпеть, – беспощадно ответил Саат, переходя с подчеркнуто уважительного тона на уничижительный: – Иначе стали бы мы искать тебя на пустоши?

– Вы не понимаете! Наш мир умирает, вы не знаете о разломах, о вулканах? Я видел то, что вам и не снилось.

– Я тоже видел достаточно, – оборвал Саат, гордо выпрямляясь. – А Вкитор еще больше. В этом Бастионе мы в безопасности до тех пор, пока с нами Страж.

– Да с чего вы взяли?

– С нами милость Двенадцатого, пока с нами Страж, – уверенно, даже упоенно твердил Саат. – Так написано в древних книгах.

– И вы верите в это? Верите, но заставляете совершать чудеса за плату?

– Надо как-то выживать. Что поделать. Это не плата, а добровольное подношение. Не более того.

– Что, если Двенадцатому все равно, с кем Страж? Что, если Двенадцатый ненавидит Стража? – Рехи подскочил к Саату и попытался заглянуть ему в лицо. Но как ни старался, образ жреца расплывался, будто отражение в мутной реке. Странно, что раньше Рехи не обращал на это внимания: жрец не обладал лицом, оно менялось, как рябь на воде. Или это в глазах плясала черная рябь усталости.

– Этого не может быть, – мягко прервал Саат. – Вы многое о себе еще не знаете, я уверен. И мы вас научим.

Рехи понял, что собеседник – непуганый дурак, увязший в своих догмах, а еще больше – в бесконечной жадности. Будто он не видел пепла, укрывавшего плотным ковром улицы Бастиона. А если и видел, то не связывал внезапное ухудшение и без того мерзкой погоды с влиянием ненавидящего род людской Двенадцатого. Или наоборот – знал что-то, о чем Рехи еще даже не подозревал. В первое верилось охотнее. Просто дурак с догмами, не более того.

– Но как вы меня научите, если даже не отпускаете из покоев? Я бы хотел побродить хотя бы по дворцу. Если уж мне отводится такая роль, если уж мне придется жечь руки для твоего обогащения, Саат, то я хочу чуть больше свободы. И да, черные линии мне подчиняются все лучше. Можно даже не учить.

– Ладно, я