Но обстоятельства были ненормальными. Даже отдаленно не нормальными.

Он оперся обеими руками о поручень, барабаня пальцами и хмурясь. С тех пор, как храмовая четверка совершила неспровоцированное нападение на Чарис, напряженность достигла невероятно высокого уровня. Ну, конечно, она стала такой! Когда сам великий инквизитор потворствовал уничтожению целого королевства, торговые суда из этого королевства могли ожидать, что окажутся в том, что можно было бы мягко назвать "неудобным положением".

Тем не менее, во время первого рейса Эдминда после битвы при проливе Даркос все казалось не таким уж неустроенным. В тот раз он оставил Лизбет дома - не без борьбы характеров, которая заставила его мечтать о чем-то столь же мирном, как ураган, - но на самом деле у него не было никаких проблем. Маршрут Теллесберг-Фирейд был обычным маршрутом "Уэйв", и агенты и торговцы, с которыми он обычно имел дело здесь, в королевстве Делфирак, казалось, были рады снова увидеть его. Учитывая количество товаров, скопившихся на складах Фирейда в ожидании перевалки, не говоря уже о всех торговцах, которые ждали задержанных войной грузов из Чариса, вероятно, не должно было быть таким удивительным - или таким большим облегчением - как это было.

К сожалению, это также наводило на мысль (как предсказуемо заметила Лизбет), что нет никаких причин, по которым она не должна была бы отправиться в следующий рейс. В котором она была с их старшим сыном Грейгором. И он молил Небеса, чтобы он мог оставить их обоих дома.

Это письмо архиепископа, - с горечью подумал он. - Я не могу не согласиться ни с чем сказанным им, но так оно и есть.

В последний раз, когда он был здесь, это письмо было в пути. Теперь оно пришло, и реакция Церкви была... неблагоприятной. Тот факт, что, насколько мог судить Эдминд, каждый порт на материке был наводнен тысячами печатных копий одного и того же письма, также не помог делу. Раньше все хотели притвориться, что все идет как обычно, что нападение на Чарис действительно было совершено ее чисто светскими врагами - и, конечно же, столь же светскими "рыцарями земель Храма". Теперь, когда вызов архиепископа Мейкела был брошен настолько публично, это было невозможно. Хуже того, в сообщениях Церкви происшедшее на самом деле было дико искажено... с предсказуемым результатом, когда многие люди были готовы предположить, что это солгал Чарис.

Большинство торговцев Фирейда все еще жаждали увидеть чарисийские галеоны и чарисийские товары, но они уже не так стремились увидеть чарисийцев. Или, скорее, они не хотели, чтобы их видели встречающимися с чарисийцами. Без сомнения, во многом это было связано с тем, что общение с кем-то, кто был объявлен врагом Церкви, несло в себе активную угрозу официального недовольства. Но был и подтекст, ядовитая враждебность, которая не имела ничего общего с официозом и бурлила под поверхностью.

В любом портовом городе всегда был элемент, который возмущался богатством и силой, казалось бы, вездесущего торгового флота Чариса. Местные судовладельцы, которые негодовали на чарисийцев за то, что они забирали "их" законные грузы. Местные моряки, которые обвиняли Чарис в своих частых приступах безработицы. Местные ремесленники, которые возмущались потоком чарисийских товаров, снижавших цены, которые они могли запрашивать. Даже местные судостроители, которые возмущались фактом всеобщего "знания", что корабли, построенные чарисийцами, были лучшими в мире... и соответственно их и покупали в первую очередь. Всегда был кто-то, и теперь у них было дополнительное "оправдание" (не то, чтобы они действительно нуждались в каких-либо дополнительных причинах, насколько Уолкир когда-либо мог видеть), что, очевидно, все чарисийцы были еретиками, стремящимися уничтожить Мать-Церковь.

В прибрежных тавернах произошло несколько неприятных инцидентов, а на одну группу чарисийских моряков напали в переулке и жестоко избили. Городская стража тоже не особенно стремилась выяснить, кто несет ответственность за нападения. К настоящему времени, по негласному соглашению, капитаны чарисийских кораблей, толпившихся в гавани Фирейда и ожидавших своей очереди на причале, ночами держали своих людей на борту, вместо того, чтобы позволять им совершать обычные выходы на берег. Многие из них - как и сам Уолкир - также тихо готовились к возможным беспорядкам здесь, на набережной, хотя он надеялся, что до этого никогда не дойдет. С другой стороны, он вовсе не был уверен, что этого не произойдет... И о том, насколько напряженной была ситуация, говорило то, что экипажи даже не жаловались на ограничения своих капитанов.

Нет, - твердо сказал он себе. - Когда я снова привезу Лизбет и Грейгора домой, они, черт возьми, останутся там. Лизбет может закатывать столько истерик - и потов - сколько захочет, но я не собираюсь видеть, как ей будет больно - или еще хуже, - если ситуация еще больше выйдет из-под контроля.

Его разум отшатнулся от мысли о том, что с ней что-то может случиться, и он глубоко вздохнул, затем посмотрел на безлунное небо с чувством решимости.

Конечно, - сказал он себе, - мне нет особой необходимости спешить сообщить ей о своем решении до того, как мы вернемся в Теллесберг, не так ли?

* * *

- Хорошо, - прорычал сержант Аллейн Дикин, - у кого-нибудь есть какие-нибудь вопросы в последнюю минуту?

Как и следовало ожидать, никто этого не сделал. Что, - подумал Дикин, - в равной степени предсказуемо гарантировало, что какой-нибудь чертов идиот не понял чего-то, о чем ему, черт возьми, следовало спросить. Так было всегда, это знал каждый сержант.

Даже без всех дополнительных вещей, которые сегодня вечером могут пойти не так.

Дикин поморщился и повернулся, чтобы посмотреть вдоль плохо освещенного пирса со своего места в чернильно-темной тени с подветренной стороны штабеля ящиков. Лично он считал, что вся эта операция была такой же глупой, как и все остальное. Эту мысль он не собирался никому высказывать вслух. Особенно там, где какая-нибудь чрезмерно рьяная заноза в заднице могла бы обратиться в инквизицию.

Аллейн Дикин был таким же верным сыном Матери-Церкви, как и все остальные. Однако это не означало, что он был глухим, немым или тупым. Он был более чем готов согласиться с тем, что чарисийцы зашли слишком далеко, открыто бросив вызов авторитету совета викариев и даже авторитету самого великого викария. Конечно, они это сделали! Но все же...

Гримаса сержанта стала еще уродливее. Зашли они слишком далеко или нет, он не мог притворяться, что