раннем этапе бытия Церкви создавались и циркулировали Евангелия. Ему известно, что они первоначально распространялись в устной форме и лишь впоследствии были изложены письменно. И он считает, что на том этапе говорить об Успении Богородицы было рано, потому что тема эта требовала особого исследования.

В то же время Андрей подчеркивает, что событие Успения нашло отражение в письменных источниках. И подробно цитирует то место из трактата «О божественных именах», где автор, выдающий себя за Дионисия Ареопагита, рассказывает об Успении Богоматери. Во времена Андрея Критского никто не сомневался в том, что автором этого сочинения был современник апостолов, ученик апостола Павла Дионисий Ареопагит, а потому на этот источник ссылались как авторитетный и принадлежащий к апостольскому веку.

Как мы помним, в трактате речь шла о том, что «многие из святых наших братий пришли к созерцанию тела, живоносного и богоприемного»[1147]. Не сказано, чье именно тело имеется в виду. Однако уже комментатор VI или VII века в своей схолии на это место предположил, что речь идет о теле Богородицы[1148]. Андрей Критский высказывает это уже не как предположение: «Под „живоносным“ понимается не другое какое-либо тело, а именно принявшее Бога и девственное селение, принятую из которого плоть, обожествив, Сверхсущностный воистину воплотился»[1149].

Апостолы у гроба Богоматери. Фрагмент мозаики «Успение Пресвятой Богородицы». 1296 г. Церковь Санта-Мария-Маджоре, Рим

При погребении Богородицы, как считает преподобный Андрей, присутствовали не только двенадцать апостолов, но и апостолы от семидесяти[1150]. Однако само погребение он подробно не описывает, известные нам по «Сказанию об Успении» детали либо вообще отсутствуют, либо присутствуют лишь намеками. Например, об апостолах и их сподвижниках говорится: «Не должно казаться удивительным то, что Дух Святой, Который некогда взял Илию и вознес огненную колесницу на небо, внезапно чрез облако соединил и их в духе: для Бога все весьма легко…»[1151] Но подробного описания того, как апостолы были перенесены в Иерусалим на облаках, мы в проповеди не находим.

Отсутствует и описание погребальной процессии, и рассказ о нечестивом иудее, который пытался опрокинуть одр с телом Богородицы, из-за чего лишился обеих рук. Хотя эти предания наверняка были известны преподобному Андрею, он не посчитал нужным включить их в свое повествование. Вместо этого он рисует величественную картину погребения Богородицы:

Матерь Жизни погребена; привыкшая к Божественным глаголам лишена голоса; во чреве, словно в ковчеге, лежит на ложе мертвой и без всякого дыхания воспринявшая Жизнь. Хотя это не чуждо природы, однако и не неудивительно: ибо здесь для мысленного ока представлялась видимой святыня, если только кто мог бы духовно видеть Божественное; здесь рождение и девство, здесь величие и уничижение. Здесь дивный вид затмевал свет солнца: здесь было богатство, наполняющее все небо и землю, — было новое зрелище, которое должно быть очень ценимо среди всех других зрелищ. И каково то селение Святой Богоматери, из которого Бог, оставаясь в образе человека, превзошел наш образ, и это тело, в котором, преданные по природе смерти начатки, были преобразованы, и которое, облекшись Божеством, видится лежащим во гробе! Таково это зрелище, или еще величественнее, чем мы в состоянии изложить[1152].

Мы не находим в Первом Слове на Успение рассказа о том, как на третий день после погребения Богородицы апостолы вскрыли гробницу и нашли ее пустой. Не говорится и о вознесении Девы Марии с телом на небо. Величественным зрелищем погребения Богородицы проповедь завершается.

Второе Слово на Успение отчасти восполняет содержательные лакуны, присутствующие в Первом. Слово начинается с зачина: «Настоящее торжество, имеющее причиной Успение Богородицы и превосходящее силу слов, есть таинство. Таинство, немногими пока еще совершаемое, но всеми теперь почитаемое и любимое»[1153]. Эти слова свидетельствуют о том, что Успение во времена Андрея Критского праздновалось еще не повсеместно.

Вновь, как и в предыдущем Слове, проповедник делает экскурс в географию Палестины:

Итак, вострубим трубой в Сионе, возьмем псалтирь и гусли (Пс. 80:3). Воспоем Матери Божией не свадебное, а надгробное пение. Если бы кто из любопытствующих спросил, для чего, говоря о настоящей радости, я упомянул о Сионе, то я скажу ему: я вспомнил о святом Сионе потому, что в нем совершилось это великое таинство Богородицы; о нем велегласно взывают преклонения священных колен пречистого тела; его Она имела во все время Своим жилищем; здесь, по законам естества, Она приняла и конец жизни. Утаившись здесь от князя тьмы, избежала свойственного матерям во время рождения[1154].

Говоря о празднуемом событии, преподобный Андрей выражает твердое убеждение в том, что Богородица после смерти была вознесена вместе с телом на небо. В качестве ветхозаветных прецедентов подобной смерти упоминаются Енох (Быт. 5:24) и Илия (4 Цар. 11:12). Оба были подняты на небо, избежав физической смерти:

Посмотри, всякий слушатель моих слов, что мы ныне видим. Царица рода человеческого, Церковь верных, ныне Царем всех и Богом царски берется в Небесное Царство, торжественно входит и Собою приносит в дар все, что есть лучшего и прекрасного. Ныне Та, Которая сделала персть небом, совлекается персти, оставляет покров, [воспринятый] в рождении, и возвращает земле сродное. Та, Которая принесла жизнь, переселяется к новой жизни и входит в место бессмертной жизни, очищенное от всего материального и страстного… Пусть никто не останется не уверовавшим, вспомнив Илию и Еноха, которые, находясь вне плоти и мира, были восхищены один на колеснице, а другой на воздухе; члены их не разделились и не уничтожились, но доныне длится предел жизни их, положенный Промыслом… Женщина, чистотой превзошедшая естество небес и шествующая с телом в Святое святых на небесах, куда вход возбранен; Дева, чудом Божественного рождения победившая естество серафимов и приближающаяся ко Владыке всех; Матерь, родившая Саму Жизнь и равный рождению конец жизни. Воистину, как при рождении Ее ложесна не повредились, так и при смерти Ее плоть не подверглась тлению. О, чудо! Рождество совершенно избежало растления, и гроб не сотворил тления[1155].

Проповедник, таким образом, видит прямую взаимосвязь между рождением Христа от Девы и Ее переселением в небесные обители. Ее земная жизнь была завершением того пути, который начался с Ее рождения от неплодных Иоакима и Анны, Благовещения и рождения от Нее Христа без участия мужа. Жизнь, которая так началась, должна была и закончиться особым, сверхъестественным образом. Однако есть разница между, с одной стороны, Енохом и Илией, а с другой — Богородицей.