Свое шествие от князя тьмы и дабы, благоразумною хитростью уловив змия и посмеявшись над бдительностью того ассирийского дракона, который поработил себе благородство природы человеческой, — похитить у него добычу. Неизреченное великое милосердие Его не хотело видеть потери такого творения, каков человек, для которого Он распростер свод небесный, утвердил землю, разлил воздух, образовал море, устроил все видимое создание. Поэтому является Бог на земле, Бог с небес, Бог между человеками, Бог во чреве Девы, — Тот, Которого не вмещает вся вселенная. Теперь природа

человеческая начинает предвкушать радость и получает начало обожения… Ныне открывается запечатленное прежде всех веков таинство, и все получает во Христе переоглавление (ἀνακεφαλαίωσιν)[1128].

Благовещение Пресвятой Богородицы. Фрагмент фрески. 1191 г. Церковь Святого Георгия, Курбиново, Македония

Здесь под змием и ассирийским драконом понимается диавол[1129], а способ, при помощи которого было возвещено о рождении Христа от Девы, описывается как божественная «хитрость», направленная на то, чтобы обмануть диавола. Эта идея восходит к учению Григория Нисского о том, что, приняв на Себя человеческую плоть, Бог обманул диавола[1130]. Использованный термин «переоглавление» отсылает к учению Иринея Лионского о Христе как Новом Адаме[1131]. Термин «обожение» указывает на конечную цель Боговоплощения, наиболее емко выраженную Афанасием Александрийским: «[Слово] вочеловечилось, чтобы мы обожились»[1132].

Предметом настоящего торжества, говорит далее проповедник, является «соединение Бога с людьми, обожение воспринятой Им природы, обновление образа нашего, перемена состояния нашего на лучшее, возвышение и восхождение наше на небеса»[1133]. Эта цель достигается благодаря Христу и Деве Марии, Новому Адаму и Второй Еве:

Отец милосердия обручает человеческую нищету единственному и Единородному Сыну Своему; Гавриил служит таинству и взывает к Деве: «радуйся» (Лк. 1:28), чтобы Дочь Адама, произошедшая из рода Давида, возвратила Собою ту радость, которую потеряла праматерь. Ныне Отец славы милостивым оком взирает на растленное в Адаме естество; ныне Податель милосердия открывает нам бездну всеблагих щедрот Своих. Тому, из Которого, чрез Которого и в Котором все существует, надлежало изменить на милость древний приговор проклятия против нас, славой Своей прославить обесславленное в Адаме естество наше и истиною разрушить тот лукавый совет отца лжи, последствием которого было первое преступление, то есть падение Адамова рода[1134].

Боговоплощение было не просто принятием Богом на Себя человеческого вида, как некоторые говорят, «но движимый человеколюбием и снисходя к людям, Непостижимый, по самой истине, усвоил Себе существо человеческое и обожил в Себе воспринятую Им общую нашу природу». И человеческая природа Христа «не была призраком, так как Он, при неизменяемости Своего Божества, имел истинное тело»[1135]. Здесь опровергаются различные представления о человеческой плоти Христа как призрачной и ненастоящей, возникавшие со времен докетизма II–III веков.

Моисей принимает скрижали Завета. Миниатюра. XI в. Византия — Коллекция Дамбартон-Оукс, США

Однако находит отражение в проповеди и полемика вокруг человеческой воли и человеческого действия во Христе, развернувшаяся в VII веке. Подчеркивается наличие во Христе человеческой воли, но отсутствие конфликта между нею и волей Божией: «…Отцу было угодно послать к нам, осужденным, возлюбленного Сына Своего, чтобы — как имеющий одну волю с Отцом — совершил спасение, предназначенное нам от Отца чрез Него»[1136].

История спасения имеет свою предысторию в Ветхом Завете, говорит далее святой Андрей:

Милосердый Отец, с сожалением воззрев на род наш, уже растленный грехопадением, вспомнил о творении рук Своих и, не хотя видеть нас навсегда погибшими, сначала вручил Моисею письменный закон, начертанный на каменных досках. А так как писанный закон не производил спасительных действий, то Он посылал духоносных мужей, то есть прозорливых пророков, показывавших все правые пути к Богу. И после этого, хотя те, к которым они были посылаемы, закрыв свои чувства, нисколько не сделались лучшими, Творец не презрел нашего естества, но из преблагих и пренепорочных недр Своих послал к нам, недостойным, в конце веков, Сына Своего, равного Себе и по власти, и по силе, и по благости[1137].

После этого длинного богословского экскурса, затрагивающего сердцевинные пункты учения о спасении людей воплотившимся Богом, проповедник переходит к рассказу о Благовещении. Здесь он опирается на Евангелие от Луки, однако расцвечивает рассказ многочисленными подробностями. Так, например, архангел, получивший повеление возвестить Деве о рождении от Нее Сына, перед тем как войти к Ней в дом, останавливается и размышляет: «С чего начать мне исполнение воли Божией? Мгновенно ли явиться в чертоге? Но таким появлением я устрашу душу Девы. Или войти не сразу? Но Отроковица сочтет вход мой тайным. Постучать ли в дверь? Но каким образом? Ангелам это не свойственно… Или просто отворить дверь? Но и тогда, как она заперта, я могу пройти сквозь нее. Назвать ли Деву по имени? Но этим я приведу в трепет Отроковицу…»[1138]

Приветствие архангела превращается в целую серию хайретизмов наподобие тех, которые встречаются в Акафисте, и тех, с которых начиналось Четвертое Слово на Рождество Богородицы:

Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою! Радуйся, орудие радости, которым упразднен приговор клятвы и возвращено право на радость. Радуйся, истинно благословенная; радуйся, препрославленная; радуйся, преукрашенное святилище славы Божией; радуйся, священное жилище Царя. Радуйся, чертог, в котором Христос обручил Себе человечество. Радуйся, избранная Богом прежде рождения; радуйся, орудие примирения Бога с человеками; радуйся, сокровище бессмертной жизни; радуйся, небо — сверхнебесное жилище Солнца славы; радуйся, пространное селение Бога нигде не вместимого, в Тебе одной вместившегося; радуйся, святая девственная земля, из которой неизреченным действием Божиим образовался Новый Адам, чтобы спасти древнего… Радуйся, золотой сосуд, носящий Того, Который усладил манну и источил неблагодарному Израилю мед из камня; радуйся, серафимские клещи таинственного угля; радуйся, умное зеркало созерцательного познания, чрез которое пророки, просвещенные Духом Святым, таинственно видели бесконечное снисхождение Божие к нам; радуйся, труба подзорная, сквозь которую, осеняемые унылой тьмой греха, увидев восхождение грядущего свыше со славою Солнца правды, озарились чудным светом; радуйся, украшение всех пророков и патриархов, и истиннейшая проповедь непостижимых предопределений Божиих[1139].

Оставшаяся часть проповеди представляет собой развернутый диалог между Девой Марией и архангелом Гавриилом. В основе диалога — реплики из Евангелия от Луки, но каждая реплика расширяется за счет дополнительного материала, призванного помочь слушателю более детально представить то, что происходило. Приведем лишь один фрагмент этого диалога:

Смотри, какой разум имеет Дева! Она… сказала Ангелу: «Как будет это, когда