Так, Люсьена подвергли порке, пока Жан гнил в карцере. «Почему я об этом думаю? — недоумевал Жан, злясь на себя и вереницу отвратительных картинок, возникающих в сознании. — Знать бы, что с моей Фостин… и когда я ее увижу! Никогда! Она вырастет и будет думать, что я ее бросил!» Он ужасно скучал по дочке. Для него она была самым прекрасным плодом новой жизни. Он несколько успокоился, вспоминая рождение девочки. Жермен лежит на столе, вокруг суетятся тетка Одиль и деревенская повитуха… В комнате пахнет мылом и кровью. Будущая мать тяжело дышит между схватками, распластанная и вся в поту…

Обмирая от ужаса, он решил остаться с роженицей. Смерть в такие моменты всегда рядом… А у Жермен к тому же узкие бедра. Казалось, ее мучениям не будет конца. В итоге Жан сбежал, чтобы выпить стаканчик кальвадоса в компании Норбера, которому тоже было не по себе от криков дочки.

«Все это быстро забылось, когда у нас на руках оказалась наша девочка!»

Жан всхлипнул. Он все бы отдал, чтобы увидеть круглые загорелые щечки Фостин, ее лукавые синие-синие глазенки, тонкие волосики, пахнущие молоком и медом!

«Только б выйти отсюда!» — прошептал он.

Беспокоился он и о Жермен. Бедная, она упала на каменистую дорогу и наверняка сильно ушиблась! Жан закрыл глаза, стараясь не поддаваться тревоге. Он представил себя идущим меж полей по тропинке, похожей на высохшее ложе ручья, затерянной между живыми изгородями и рядами деревьев. Яркая зелень лугов, густая трава, пригибающаяся под его шагами, яблони, чей цвет подхватывает и уносит морской бриз, — все это вспомнилось в один миг, в один вздох. Ему почудился рокот океана, чьи волны взрезает нос сейнера… Атлантика — она огромная, бесконечная…

«Лучше б я сдох при кораблекрушении! — сказал себе Жан. — А теперь оставляю сиротой двухлетнюю дочку и славную женщину, которую люблю!»

Позвякивая ключами, подошел охранник, следом за ним — мужчина в синей фланелевой рубашке. Они передали Жану миску с баландой, просунув ее под решеткой, ограждавшей его камеру. Он не захотел есть это отвратительное месиво.

— Проклятье! — выругался он. — Такого я не заслужил!

Жан снова улегся, прикрыл глаза локтем. Через два часа охранник вернулся. Он сопровождал незнакомого господина в очень элегантном городском костюме. В соседних камерах поднялся галдеж. В оглушительном шуме Жан уловил слово «адвокат».

«Адвокат? Для меня?»

Внешне Бертран был само спокойствие, хотя с утра его одолевали противоречивые мысли. Пламенная, язвительная даже речь Базиля Дрюжона его вдохновила. Выражение огромных черных глаз Клер, заплаканной и отчаявшейся, растопило сердце.

Но в итоге ему предстояла встреча с совершенно незнакомым типом. По пути в тюрьму он размышлял о Жане Дюмоне. Что он за человек? Хорошо, бывший учитель научил его читать и писать. Если верить Дрюжону, этот парень вызывает симпатию и сочувствие. Но Бертран боялся разочароваться, что ослабило бы его энтузиазм.

Когда охранник остановился перед камерой, он украдкой присмотрелся к своему клиенту. Красивый мужчина — это сразу бросалось в глаза. Среднего роста, держится очень прямо… Работа на ферме снабдила его рельефной мускулатурой. Белая, в тонкую серую полоску рубашка облегает широкие плечи. Короткая бородка, усы… Приблизившись на шаг, Бертран попал под обаяние его ярко-синих глаз. Черные ресницы, густые и длинные, придавали ему особый колорит. Они казались накрашенными.

— Мсье Дюмон? Разрешите представиться: Бертран Жиро, член коллегии адвокатов.

— Жиро? — тихо повторил озадаченный Жан. — С чего бы это мне положен адвокат? Я думал, что меня сразу отправят в Кайенну.

— У вас есть преданные друзья, — отвечал Бертран, знаком прося охранника открыть крепкую решетчатую дверь.

Жан, все еще не понимая, что происходит, шагнул вглубь камеры. Они с Бертраном обменялись испытующими взглядами.

— Я привез вам письмо, — проговорил наконец последний, протягивая конверт. — От вашего друга мсье Дрюжона, с которым я немного знаком. Там упоминаются ваши близкие.

Заключенный, явно очень волнуясь, присел на край кровати. Адвокат не спускал с него глаз.

Он заметил дрожание рук и как напряжено его лицо. Внезапно Жан воскликнул:

— Моя жена умерла!

— Мне очень жаль, — счел нужным сказать Бертран.

Жан продолжал читать, хотя глаза его затуманились слезами возмущения, злости и недоумения. У Базиля хватило деликатности упомянуть, что Жермен не очень мучилась перед кончиной. Жан узнал, что старый друг и Фостин сейчас живут на мельнице. Шабены отказались от внучки под предлогом, что заниматься ею некому, но истинная причина наверняка была в том, что над ее отцом висело обвинение в убийстве.

— Мерзкие люди! — выругался Жан. — Фостин не должна страдать из-за моих проступков. Я думал, Норбер ее любит…

Жан не раз и не два утирал слезы, дышал очень часто. И вдруг, в самом низу, увидел две строчки, написанные другим почерком:

Дорогой Жан, не падай духом! Я отдаю Фостин всю любовь, сколько ее есть в моем сердце.

Клер

Имя сорвалось с его губ против воли. Он повторил его с волнением в голосе, чуть даже удивленно. Бертран отвернулся, чтобы не смущать парня. После минутной паузы он сказал:

— Мсье, сегодня я не могу уделить вам много времени. Простите, что принес дурные вести! Но трагическая кончина супруги может сыграть вам на руку. О, еще раз простите, я вынужден говорить без околичностей, — извинился адвокат, увидев мрачное лицо клиента. — Я хочу донести до вас, — продолжал он, — что вы должны выйти на свободу — ради дочки. Мсье Дрюжон рассказал мне о вашем сиротском детстве и как ужасны условия содержания в исправительных колониях. Малышка Фостин нуждается в вас! Ваша жена сказала бы то же самое… Если бы не Базиль, который решил доверить девочку заботам Клер Руа, ваш тесть отдал бы ее в сиротский дом!

Жан содрогнулся от гнева. Он просто не мог в это поверить. Несколько лет он прожил в кругу порядочных людей, радушных и простых, — и вот, в один миг, стал для них врагом. Стоит ли ждать сочувствия, когда они избавились даже от его дочки? Он проговорил, запинаясь от волнения:

— Но Базиль пишет, что рассказал Шабенам, почему я сделал то, что сделал!

— Мне тоже все известно, в общих чертах! — воскликнул Бертран. — Но вы, Жан Дюмон, располагаете большим — воспоминаниями, уточняющими деталями, именами. Расскажите мне о вашей жизни каторжника на Йерских островах, где столько детей умирает от болезней и дурного обращения. Это поможет мне выстроить защиту. На этой неделе я буду приходить