Шрифт:
Закладка:
Следующее Ваше письмо адресуйте «Пиза, до востребования», так как мы завтра туда уезжаем. Наш дом в Комо не оправдал наших надежд, а в Пизе я попытаюсь рассеять печаль Клер и для этого воспользуюсь некоторыми рекомендательными письмами. Клер безутешна, и я не знаю, чем ее успокоить, пока не придет обратная почта. Надо сказать, что мы будем в Пизе задолго до обратной почты, а с ней мы ждем (и очень просим не обмануть наших ожиданий) Вашего письма, которое известит о благополучном прибытии нашей маленькой любимицы392. Мэри, как и я, шлет Вам привет и тревожится о маленькой Аллегре, которую привыкла любить почти как собственных детей.
Покаюсь, что позабыл взять вторую часть «Путешествия в Корею»393 и поэму «Беппо»394, которые мне прислал для Вас Меррей. Летом Пикок будет посылать мне книги, а вместе с ними пришлет и эти. У нас Элиза395 получала жалованья 20 луи.
Всегда искренне Ваш, дорогой лорд Байрон,
П. Б. Шелли
Томасу Лаву Пикоку
Ливорно, 5 июня 1818
Дорогой Пикок!
Мы ничего не получаем от Вас с середины апреля – т. е. после нашего отъезда из Англии получили всего одно письмо. Это, несомненно, означает, что какие-то письма не дошли. Адресуйте их теперь мистеру Гисборну в Ливорно – и я их получу, быть может, кружным путем, зато наверняка.
Мы уехали из Милана 1 мая и через Апеннины добрались до Пизы. – Эта часть Апеннин куда менее красива, чем Альпы; горы дики, ландшафт какой-то неопределенный – и воображению здесь негде приютиться. Равнины вблизи Милана и Пармы прекрасны; это сплошной сад, возделанный луг; злаки и луговые травы растут под большими деревьями, соединенными гирляндами виноградных лоз.
На седьмой день мы прибыли в Пизу, где провели три-четыре дня; это большой и неприветливый город, почти безлюдный. Потом мы приехали в здешний большой торговый город, провели здесь месяц, а через несколько дней уедем в Баньи-ди-Лукка, нечто вроде курорта в Апеннинах; природа вокруг него прекрасна.
Мы познакомились с очень приятной и образованной дамой, миссис Гисборн; это единственное, что есть хорошего в этом крайне непривлекательном городе. Мы не думали оставаться здесь на месяц, но она сделала наше пребывание даже приятным. Итальянское общество стоит, видимо, немногого. Мы увидим его в Баньи-ди-Лукка, куда ездит наиболее фешенебельная публика.
Когда будете отправлять посылку – которую прошу адресовать мистеру Гисборну, – хорошо бы вложить туда две последние части «Путешествий» Кларка, где идет речь о Греции; это – книги Хукема. Как Вы знаете, я там подписчик396. Хотел бы также выписывать сюда «Экзаминер». Буду признателен, если Вы, после того как прочтете сами, будете еженедельно посылать его по указанному адресу, подрезав так, чтобы он поменьше весил. Пришлите также наше белье, оно у миссис Хант и крайне нам нужно. Пришлите все, кроме бумажных простынь. Если их не окажется у миссис Хант, значит они на нашей последней лондонской квартире.
Пишу, и мне кажется, что письмо так и не дойдет.
Самые лучшие пожелания от нас всех.
Искренне Ваш
П. Б. Ш.
Томасу Лаву Пикоку
Баньи-ди-Лукка, 25 июля 1816
Дорогой Пикок!
Получил сразу Ваши письма от 5-го и от 6-го, одно – посланное в Пизу, другое – в Ливорно; оба были мне очень приятны.
Наша здешняя жизнь так же бедна внешними событиями, как если б мы жили в Марло, где поездка вверх по реке или в Лондон составляет целое событие. Со времени моего последнего письма я дважды побывал в Лукке, раз вместе с Клер и раз – один; мы были в казино, где я не заметил ничего примечательного; женщины лишены всего, что самый снисходительный наблюдатель мог бы назвать красотой или грацией, и, видимо, не искупают этого никакими умственными достоинствами. Оно, пожалуй, даже и лучше, ибо танцы, в особенности вальс, до того восхитительны, что были бы несколько опасны для нас, пришельцев с далекого севера, и наших только что размороженных чувств. Ну, а так опасности нет – разве что в темноте. Погода здесь, в отличие от остальной части Италии, бывает облачная; среди дня собираются тучи, иногда приносящие грозу и град величиной с голубиное яйцо; к вечеру все стихает, и остается лишь легкая дымка, какая бывает в английском небе, да стаи пушистых, медленно плывущих облаков, которые на закате исчезают; ночи всегда ясны, а вечером на восточном небосклоне мы видим звезду – кажется, это Юпитер, – почти столь же прекрасную, как была прошлым летом Венера; но ей не хватает легкого серебристого блеска, нежной и вместе волнующей красоты, которые отличают Венеру, – должно быть, потому, что она и богиня, и женщина. Я забыл спросить у дам, не производит ли на них подобного действия Юпитер. Я с наслаждением слежу за всеми этими переменами в небе. По вечерам мы с Мэри часто ездим верхом, так как лошади здесь дешевы. Днем я купаюсь в лесном водоеме, образованном течением ручья. Он окружен со всех сторон отвесными скалами, а с одной стороны в него низвергается водопад. На окружающих скалах растет ольха, а еще выше – огромные каштаны, которые четко вырисовываются на густой синеве неба своими длинными остроконечными листьями. Вода в этом водоеме – который, если перефразировать стихи, имеет «шестнадцать футов в длину и десять – в ширину» – прозрачна, как воздух; камешки и песок на дне его словно дрожат в полуденном свете. Но она необыкновенно холодна. Я раздеваюсь, сажусь на камень и читаю Геродота, пока не остыну, а затем прыгаю с камня в воду – что в жару очень освежает. Река вся состоит из чередующихся бочагов и водопадов, и во время купанья я иногда забавляюсь тем, что взбираюсь вверх по ее течению, с трудом карабкаясь по мокрым скалам, а она обдает брызгами все мое тело.
В последнее время я чувствовал себя совершенно не способным к оригинальному творчеству. Поэтому по утрам я занимался переводом «Пира» и закончил его за десять дней. Сейчас Мэри его переписывает, а я пишу вступительную статью. Я почти ничего не читаю, кроме греков, и немного – итальянскую поэзию, вместе с Мэри. Мы с ней прочли
