голову.

— И я всегда буду за это благодарен. Благодаря тебе я получил цель, о которой раньше никогда не задумывался.

Меня охватила неуверенность. Он говорил серьезно, это было видно. Но мне причиняли боль столько раз, столькими способами, столькими людьми. Если я прощу его и соглашусь с ним встречаться, а он потом передумает, я просто сломаюсь.

Он сказал:

— Ты совсем не такая, как я когда-то думал, милая.

— То есть я не слишком смелая и не слишком наглая? Я не эгоистичная и не жадная? Коварная и не заслуживающая доверия? Бессовестная?

Он расстраивался от каждого нового оскорбления.

— Ты ошибаешься. Что ж, ты в совершенстве владеешь смелостью и наглостью. Но эгоистка, жадина? Нет. Ты была щедрой, когда поделилась со мной своей силой. Коварная и ненадежная? Снова нет. Ты хранила секреты, когда это было необходимо, но никогда не лгала. Бессовестная? — он ущипнул меня за мочку уха. — Ты себя осуждаешь, но ничего из этого не подходит тебе.

Тьфу! Он продолжал говорить прекрасные вещи, а моя неуверенность все уменьшалась.

— Я никогда не буду нежной и милой, Рот.

— Похож ли я на человека, который хочет этого?

Он выглядел как человек, который был на пределе, который видел и делал ужасные вещи. Все, чтобы защитить своих близких.

— Я тебе не подхожу. — даже несмотря на то, что я умела делать то, что мало кто умел: заставлять его смеяться.

— Мне все в тебе нравится, колдунья. — впервые он использовал это обращение как ласку, а не как ругательство, его тоска по мне была ощутима. — Я бы ничего не стал в тебе менять.

Во мне ожила надежда, неуверенность уже почти исчезла. Осторожно.

— В пророчестве… говорится, что мы враги.

— Жизнь без тебя, Эверли Морроу, — это хуже смерти. — он подошел ко мне, запустил одну руку в мои волосы, а другой обнял меня за талию, но не поцеловал меня, как я хотела… как мне нужно было, чтобы меня поцеловали. — Что бы ни случилось, я больше никогда не буду считать тебя врагом. Ты — девушка, которая выглядит хрупкой, как стекло, но у тебя есть сила больше, чем у короля. И это сводит меня с ума.

Он считал меня сильной? Пока я боролась со своим влечением к нему, просто чтобы уберечь себя от боли?

Я могу стать самой сильной в мире, но это не будет иметь значения без храбрости.

Могу ли я быть смелой? Могу ли рискнуть ради него?

Мое тело говорило: «Рискни!»

Я хотела согласиться. Мысль о том, чтобы остаться без него…

Я не хотела быть без него.

— Рот, — сказала я, простонав его имя… как молитву.

Мы смотрели друг на друга, дышали друг для друга, напряжение между нами нарастало. Нарастало, нарастало, пока я не смогла больше этого терпеть.

Жалобно захныкав, я поднялась на цыпочки. Он наклонил голову. Мы поцеловались. Наши языки боролись и переплетались. Но это был не просто поцелуй. Он пожирал, разжигая огонь внутри меня. Каждый дюйм моего тела горел и болел.

Пока он упивался моими рваными стонами, я обняла руками его за шею и прижалась к сильному телу. Боль только усилилась. Огонь пылал все жарче, мои кости плавились.

Рот обнял меня, поднимая. Я обхватила его ногами, и он опустил нас обоих на кровать, придавливая своим телом. Новая поза позволила ощутить его по-другому.

Я сжала его плечи, мышцы перекатывались в знак одобрения. Когда я впилась ногтями в его бедра, побуждая его прижаться ко мне, он зарычал от удовольствия, еще больше подбадривая меня.

— Раздень меня, — умоляла я.

— Да, — прошипел он. Одну за другой Рот снимал с меня одежду. Медленно. Как будто наслаждался, разворачивая подарок, который давно хотел получить.

Вид моей наготы, должно быть, подорвал остатки его самообладания. Наш поцелуй изменился, углубился, стал диким. Голодным. Я не могла им насытиться. Он прикасался ко мне так, как никто другой, пока единственными словами, которые я помнила, были «да», «пожалуйста» и «еще». Потом я вообще не могла говорить, я могла только хныкать.

Моя кожа стала чувствительной, давление нарастало внутри меня. Нарастало и нарастало. В любую секунду я могла разлететься на тысячи кусочков… я хотела взорваться.

Со стоном он прервал наш поцелуй. Я застонала в знак протеста, пока он не начал раздеваться, снимая остаток одежды и ботинки.

Он опустился на меня и прижался ко мне лбом. Мы задыхались, дыша одним воздухом.

— Ты уверена? Ты хочешь меня таким образом?

— С тех пор как я прибыла в Энчантию, я часто сталкивалась со смертью. Не знаю, какие сражения ждут меня впереди, но знаю, что хочу провести эту ночь с тобой. — я прижалась бедрами к его твердости. — У меня есть… защита, в моем кармане.

— Защита? — спросил он, пот стекал по его виску.

Мои щеки покраснели, когда я объяснила.

— Ты будешь моим первым. — моим единственным. — У меня нет никаких сексуальных заболеваний.

— У меня их тоже нет. И нам не нужно беспокоиться о беременности, пока мы не будем готовы. Магия, — сказал он и постучал по наручнику на запястье. — Наручники зачарованы, предотвращая беременность и болезни.

Могу ли я доверять чужой магии?

— Я не хочу, чтобы ты переживала. Я надену презерватив, да? — сказал он, и я вздохнула с облегчением.

— Да. Спасибо.

Он поцеловал меня, потом еще раз, а затем наклонился, чтобы поднять мою одежду. Вынув пакетик, он изучил его, как землянин изучал бы инопланетного ребенка в капсуле.

— Я никогда не видел ничего подобного. Ты должна помочь мне с этим.

Когда мы разобрались, как его надевать, провозившись некоторое время, я ждала, что сейчас все произойдет. Вместо этого он снова склонился надо мной, с лукавым блеском в глазах, и начал целовать каждый сантиметр моего тела. Целовал, посасывал, облизывал. Прикасался, ласкал. Гладил, сжимал. Его пальцы играли со мной, пока я снова не стала бессвязно задыхаться и извиваться под ним.

— Не могу насытиться