– Стой, а вон там кто? – встрепенулся бдительный Обр.

– Где?

– Вон, весь в белом.

– A-а, это статуя.

– Че?

– Че, статуй никогда не видел? Ну, истукан каменный. Затея такая, для красоты.

– А, видел, конечно. В Больших Солях стоит на площади.

Некоторые из статуй валялись на земле, другие лишились головы и прочих важных частей тела. Кроме них, в садах оказались пересохшие фонтаны с искусственными водопадами, настоящие приятные ручейки и поляны, покрытые одичавшими розовыми кустами, которые все-таки пытались цвести.

Шли вроде бы сначала в гору, потом под гору. Кое-где сквозь ветки деревьев проглядывали среди густой зелени плотно сомкнутые городские крыши, кусок стены с высокой башней, шпили и флюгера.

Наконец снова уперлись в стену, преодолели ее без всякого труда и, спрыгнув, опять угодили в колючки. На этот раз в цветущий шиповник. Теперь городские крыши оказались почти под ногами. Очень близко был виден кусок изогнутой улицы. В отличие от первого переулка она была чистой. Дома лишь кое-где заколочены, а прочие подкрашены, починены, на крышах свежие заплаты.

– Чего тут у вас было? – поинтересовался Обр. – Чума? Война?

– Сначала война, потом чума, – сообщал Варка, стирая кровь с поцарапанной щеки. – Вот, смотри. Вон тот дом, с голубями, видишь?

– Ну.

Трехэтажный дом с двумя голубками по обе стороны слухового окна был когда-то розовым, но это осталось в далеком прошлом. Зато все окна были целы и чисто вымыты, порог выскоблен, новая дверь свежепокрашена.

– Мне надо попасть на второй этаж. Во-он то окно, справа.

– А через дверь нельзя?

– Не-а. Через дверь в этом доме я могу только получить по шее. Дымоход у них узкий. Влететь прямо в окно тоже не получится. Тесно там.

– Украсть чего-нибудь хочешь?

– Угу. Чужую жену.

– Что, опять? Слышь, может, лучше коня украдем?

– Не. За коня убить могут. Все. Кончай болтать. Солнце уже встало. Значит так. Сейчас откроется дверь и выйдет служанка.

– Откуда знаешь?

– День базарный. Значит, она с утра пораньше куда пойдет?

– На базар.

– Правильно. Она, стало быть, пойдет, а ты встретишь ее вот тут, где Цыплячья улица в гору поворачивает и мимо садов тянется. Осторожно подойдешь и начнешь ухаживать.

– Не, я не умею.

– Да тебе особо и не надо. Просто проводишь до рынка и по дороге расспросишь так осторожненько, что поделывает ее хозяйка. Точнее, хозяйская дочь.

– Ладно, попробую.

– Ты прямо-то не спрашивай. Обидится, сразу поймет, что ты к ней только ради этой самой дочери подкатился. Ты обиняком. Мол, все говорят, что красивей вашей Иланы никого нету, только это вранье. Ты мол, гораздо лучше. Как бы тебе такие же наряды, еще неизвестно, за кем бы городские щеголи бегали. Понял?

– Да. А если она страшная, служанка-то эта?

– Не имеет значения. Кстати, она вполне ничего себе. Даже симпатичная. Если только не выгнали. У госпожи Град прислуга долго не держится.

Дверь дома с голубями неохотно раскрылась. Наружу выпорхнули не одна, а целых две служанки с кошелками и здоровенный лакей, грозно оглядевший пустую улицу. К счастью, он остался в доме. В утренней тишине Обру даже послышалось щелканье засова.

– Ну и чего теперь делать?

– Все то же самое, – заторопился Варка, – так даже лучше. Узнаешь больше. Я тебя буду ждать у собора, на паперти. Ты его не пропустишь, его там отовсюду видно. Все, беги, а то спуститься не успеешь. Заодно пожрать чего-нибудь купи.

Оберон кивнул, отодрал себя от шиповника и ежевики и не торопясь полез вниз по склону. Подкатываться к девицам прямо на пустой улице не стал. У красавчика Варки это, может быть, и прошло бы. А от такого, как Обр, любая убежит с воплями. Поэтому выждал в кустах, пропустил их подальше и незаметно проводил до самого рынка. Рынок оказался не шибко богатый, но народу, несмотря на раннее время, толкалось много. Тут Обр подобрался к заспорившим над пучками редиски девицам вплотную, вытянул у одной раззявы кошель и, вежливенько придержав за торчащий из-под оборок локоток, спросил:

– Простите, это не вы потеряли?

Дальше все пошло как по маслу. Через два часа, вдоволь нагулявшись с девицами по рынку, осчастливленный обещанием нового свидания, он пробился к собору, выстроенному на той же площади, но в отдалении, и свысока взиравшему на рыночную суету.

Варки не было. В изобилии имелись только пешие стрелки, то есть нищие всех мастей. Жмурились на хорошо поднявшемся солнышке, ожидали начала службы. Наметанным глазом Обр моментально отделил настоящих несчастных и хворых от поддельных. Последних, как водится, оказалось больше. Сидеть в такой компании не хотелось. Пойти, что ли, пока прогуляться. Он двинулся было прочь и едва не клюнул землю носом, споткнувшись о выставленную палку. Палку держал закутанный до самых глаз прокаженный с жестяным колокольчиком, прикрепленным к капюшону. На ступеньки его, видно, не пустили. Пришлось устроиться поодаль, прямо на земле.

– Подайте, добрый господин, – загнусил он, – со вчерашнего дня не емши!

Обр, являя собой образец милосердия и сострадания, сейчас же присел рядом на корточки, протянул сверток с пышными теплыми лепешками, проложенными кусками остро пахнущей ветчины и ноздреватого сыра. Все это сейчас же исчезло под капюшоном. Послышалось невнятное чавканье. Похоже, голодный нищий лопал все сразу, особо не разбираясь, где там сыр, а где ветчина.

– Ну? – невнятно спросил он. – Узнал что-нибудь?

– А как же, – доложил Оберон, – только насчет чужой жены ты поторопился. Никакая она не жена. Она еще невеста.

– Как невеста? – поперхнулся Варка. – Чья?

– Говорят, какой-то хмырь из столицы. Не шибко молодой, не так чтоб очень красивый, но жутко важный. Дуры толком объяснить не сумели. Вроде первый человек при новом короле.

– А у нас чего, король есть? Надо же, а я и не знал.

– Говорят, есть. И этот жених то ли здешним наместником будет, то ли в столицу вернется с молодой женой.

– Госпожа Илана рада?

– Да кто ж ее знает. Они про нее доброго слова не сказали. Капризна, говорят, сама не знает, чего ей надо. То рыдает, то обновки меряет, то туфлями бросается.

– Угу. А когда свадьба?

– Да сегодня.

– Че?!

– Не, напутал. Сегодня это, обручение. Во дворце наместника. Сначала бал, потом обручение в тамошней часовне. А венчаться уж в столице будут. Завтра после бала отбывают. И мамашу ейную с собой прихватят. Так что в доме радость. Кошки нет – мышам раздолье.