принёс бы и больше, но часть выигрыша поставил на среднюю – и проиграл. После чего счёл за благо отправиться домой. Анну Григорьевну радует не столько выигрыш мужа, сколько его решимость – по собственному желанию оставить игру. Это случается с ним нечасто.

В Женеву, разумеется, они не поедут.

После совместной прогулки и «музыки» они вновь отправляются на рулетку (он – так пятый раз за день). У Анны Григорьевны зоркий глаз, обострённый к тому же таким учебным пособием, как «Игрок». Она примечает всё: и великолепно одетую русскую даму, которая неизменно выигрывает, и бедную немку, с сокрушением проигрывающую последний талер, и везучую старуху в жёлтой шляпе, то и дело срывающую пятифранковики, и по виду благородного, но при этом жарко сопящего господина, который играет с переменным успехом… Достоевскому не везёт. «Проиграв всё, мы с Федей вышли из зала и отправились домой». Дорогой он говорит, что благодарит её за счастье, которое она ему подарила, но боится, что всё изменится, когда она его разлюбит. «Но я так думаю, – жёстко заключает Анна Григорьевна, – что этого совершенно не будет, а что всегда будем так любить друг друга» [787].

Скандинавские предки могут спать спокойно: наследственный дар предвидения не изменяет ей.

В любви везёт неудачникам

Любил ли её Достоевский?

В этом можно не сомневаться: стоит только взглянуть на их переписку, где подобные признания неизменны, а их откровенность и пылкость гораздо заметнее с его стороны. Казалось бы, Анна Григорьевна не должна задаваться вопросом на этот счёт.

И всё же однажды она позволяет себе высказать одну крамольную мысль.

Рассуждая об их общем желании – как можно скорее вернуться в Россию, молодая жена не скрывает, что её в то же время пугает подобная перспектива. Она страшится, что там, в России, муж перестанет её любить. (Видимо, она исходит из тех соображений, что здесь, за границей, у него просто нет альтернативы.) Её терзает тайная мысль, что на родине «другая займёт в его сердце то место, которое я теперь занимаю». И в этой связи делается неожиданный вывод: «Мне представляется, что этот человек никогда никого не любил, что это ему только так казалось, а любви истинной вовсе не было. Потому что думаю, что он даже и не способен на любовь: он слишком занят другими мыслями и идеями, чтобы сильно привязаться к чему-нибудь земному» [788].

Сказано вскользь, мимоходом – и следующая фраза как раз о «земном»: «Я прочитала в “Баденском Листке” цены на дрова, – это просто ужас». Любовь и дрова соседствуют вполне органично.

Под упомянутыми выше «мыслями и идеями» понимаются, конечно, не относящиеся к рулетке. Несмотря на явленную к последней страсть эта соперница Анне Григорьевне не страшна. Смущает другое – абсолютная поглощённость Достоевского тем, что, собственно, и составляет смысл его жизни. Анна Григорьевна – правда, только единственный раз – ревнует Достоевского к нему самому. Но кого из женщин, имевших дело с вместилищами таланта, не одолевали подобные страхи?

В настоящем случае такие терзания длятся недолго. Ибо на следующий день, 31 июля, описывая их восхождение на вершину местной горы, откуда открывался «довольно хороший вид», Анна Григорьевна замечает: «Разговаривали мы тут с Федей несколько времени и решили, что хоть у нас и денег нет, зато хоть любовь есть, зато мы так любим друг друга. Потому что, может быть, у других и деньги есть, и хотели бы любви, да её нет. Я с ним была совершенно согласна» [789] – последние слова удостоверяют, что излагается мнение собеседника. Интересно, доведены ли до его сведения её недавние опасения?

Да, первый их год – это, конечно, испытание. Кажется, всё оборачивается против них. И за неимением иных объяснений остаётся признать: действительно, их спасает только любовь. Ну, может быть, ещё и издатель «Русского вестника» – единственный источник поступления средств. «Сегодня Федя видел во сне, что Катков ему пустил кровь. Что это такое значит?» [790] Кровопускание, как известно, могло спасти от удара. Удары между тем следуют один за другим.

…Все последующие дни счастье то улыбается, то отворачивается от них. Случается, что «в чулке» (носке) остаётся один золотой. И тогда Достоевский закладывает своё обручальное кольцо, которое, впрочем, выкупается всего через час – после очередного выигрыша. Он становится перед женой на колени. И она безропотно отдаёт ему последние деньги, внутренне приуготованная к любому исходу.

Но зато они умеют ценить и мгновенья удачи.

Утром 10 июля, отправляясь на рулетку, он берёт у Анны Григорьевны свою обычную «рабочую долю» – пять золотых. Затем, вернувшись домой, «с досадой» сообщает, что всё проиграл («его все толкали и не давали спокойно ставить ставки»: вечная жалоба проигравшихся), и просит ещё пять. Разумеется, деньги даются. «Осталось у меня опять 5 золотых, – меланхолически записывает Анна Григорьевна, – но я нынче попривыкла к этим историям, и они меня не так сильно беспокоят. Когда Федя ушёл, я сделалась удивительно спокойна, как будто бы это были вовсе не последние наши деньги» [791]. Живя с игроком, поневоле становишься фаталисткой.

Вернувшийся с рулетки в очередной раз, он покажется ей бледным сверх меры. Не сомневаясь в причине, она, как обычно, примется утешать его, уверяя, что проигрыш не беда и что ничего страшного не случилось. Окажется, однако, что он выиграл. Целое состояние – 46 золотых монет.

Окрылённый, он изъявляет готовность самолично отправиться за свечами, кофеем и вином. «Я всегда удивляюсь, – замечает Анна Григорьевна, – когда Федя у нас занимается хозяйством» [792]. Она говорит, что не поверила бы, что такой серьёзный человек, которого она впервые увидела 4 октября прошлого года, «такой угрюмый человек» может интересоваться подобными пустяками. (Позже, в России, эти заботы – например покупка сластей – будут непременно входить в круг его добровольных обязанностей.) С мальчиком-посыльным доставляется корзина земных даров – наподобие тех, что были наблюдаемы ими на полотнах Дрезденской галереи: малина, абрикосы, персики и особенно любимый Анной Григорьевной крыжовник. Затем является муж с ещё одним живым натюрмортом – роскошным букетом цветов, где нежные жёлтые и розовые розы красуются в обрамлении скромных гвоздик и фиалок. Кажется, это первые цветы, возникшие за месяцы их супружества или хотя бы за время пребывания за границей. Анну Григорьевну, не привыкшую к подобным знакам внимания, чрезвычайно трогает этот жест. Тем более что за букетом мужу приходится путешествовать довольно далеко.

Итак, имея в запасе уже полсотни золотых монет и чувствуя себя богачами или, по меньшей мере, прочно обеспеченными людьми, они отправляются на прогулку. Анна Григорьевна усиленно просит мужа больше в этот день не играть. Она примечает – удача не выпадает дважды за столь короткое время. Достоевский, однако, претендует на свои законные пять золотых. И, мысленно распрощавшись с ними, Анна