— Так свидетельствуют записи, — подтвердил Лукан. — О, и они никогда не разговаривают — вместо этого, как говорят, они общаются, проецируя изображения в голову собеседника, хотя, кажется, понимают разговорную речь. Я видел, как Маркетта общался с ними таким образом. Похоже, у него от этого немного разболелась голова.

— Но кто такие Безликие? Кто они такие?

— Понятия не имею. — Он вспомнил три фигуры в масках, от которых исходил ледяной пар, когда они двигались с пугающей синхронностью. — В записях упоминается пятеро, но их может быть больше. Они названы в честь животных, изображенных на их доспехах. Я видел только троих из них — Волка, Гадюку и Кракена. Кем бы они ни были — чем бы они ни были, — они невероятно могущественны, в этом нет сомнений. Ради всего святого, они путешествуют через порталы.

— Как и я.

— Верно, но ты вызываешь свои порталы с помощью колец Фаэрона. Безликие создают их сами. И этот проклятый волк — они вызвали его щелчком пальцев. Даже самым могущественным мерцателям было бы трудно совершить такое колдовство.

— Ты же не думаешь... — Ашра заколебалась. — Что, если... Нет, это невозможно.

— Я начинаю думать, что для Безликих нет ничего невозможного, — сухо заметил Лукан. — Давай, высказывай свое мнение.

— Хорошо. Что, если Безликие на самом деле фаэронцы, которые каким-то образом пережили крах своей цивилизации?

— Это было тысячу лет назад.

— Ты сам сказал, что в записях говорится о появлении Безликих на протяжении веков.

— Это правда. Последние выжившие представители исчезнувшей расы, которые то появлялись, то исчезали из истории. — Лукан пожал плечами. — Я имею в виду... да, думаю, это возможно. Но...

— Но что?

— Портал, который вызвал Безликий, отличается от твоего. Вызывая свой, ты получаешь светящийся символ Фаэрона, верно? С Безликими этого не произошло; их портал проявился по-другому. Эти маленькие светящиеся сферы, соединенные вместе...

— Другой вид колдовства, — сказала Ашра, быстро поняв, что он имеет в виду.

— Да, я так думаю.

Воцарилось недолгое молчание, каждый из них погрузился в свои мысли.

— Я все еще нахожу странным, — наконец сказала воровка, — что Безликие выторговывают эти кристаллы, вместо того чтобы забрать их силой. Они опустились до убийства от имени Маркетты, хотя могли просто раздавить его, как муху, и забрать Клинок себе.

— Да, это странно, — согласился Лукан, — но, как я уже сказал, мы мало что знаем о них — это и есть причина, по которой они превратились в миф и стали монстрами из детских сказок. Мы не знаем, насколько велика их сила и что ими движет. Может, у них есть, ну, не знаю, какой-то моральный кодекс...

— Моральный кодекс? — Ашра фыркнула. — Они натравили на тебя колдовского волка, они убили трех... нет, четырех человек, и ты думаешь, что у них есть мораль?

— Ну... может, и нет, — признал Лукан. — Но по какой-то причине торговля кажется им важной. Какими бы ни были их мотивы, они вращаются вокруг кристалла. А это значит, что тот, кто владеет кристаллом, занимает влиятельное положение. И прямо сейчас, — он похлопал по Клинку Сандино, висевшему у него на поясе, — это мы.

— Будем надеяться, что ты прав. — Воровка склонила голову набок, словно оценивая его. — Ты многое знаешь обо всем этом. Безликие, Фаэрон...

— Вот что бывает, когда твой отец — одержимый ученый, — сказал Лукан, не в силах скрыть горечь в голосе. — Он не мог насытиться историей Фаэрона и мифами о Безликих. И я не мог не впитать все это в себя. — Он вздохнул. — Я начал возмущаться этим после смерти матери. Отец проводил больше времени со своими книгами и свитками, чем со мной. Но, оглядываясь назад, я понимаю, что, возможно, именно так он справлялся со своим горем.

— Ты был близок со своим отцом?

— Нет. Я был ближе к матери. Отец... всегда казался рассеянным, как будто половину времени его мысли витали где-то далеко. Когда я был моложе, он всегда был добр ко мне. Заботливый. Щедрый. Все изменилось после смерти матери. Мне было всего одиннадцать, и я боролся с эмоциями от всего этого. Я не знал, как... ну, ты понимаешь, горевать. Я обратился к отцу за утешением, но он как будто изменился за одну ночь. Он замкнулся в себе, стал немногословным и вспыльчивым — совершенно другой человек. Шафия, управляющая отца, сказала мне, что это пройдет, но, по мере того, как недели превращались в месяцы, отец, казалось, становился все более отстраненным, запираясь в своем кабинете на целые дни. Я думаю, он винил себя в смерти моей матери, хотя я понятия не имею, почему — врач сказал, что у нее внезапно поднялась температура. Я был совсем маленьким, но чувствовал, как между нами растет пустота, и не знал, как это остановить. Думаю, то, что я похож на свою мать, делу не помогло — те же глаза, тот же цвет волос...

Лукан замолчал, удивленный тем, как много он рассказал. Он редко говорил о своем отце, даже с людьми, которых знал, но сейчас, стоя в темноте в компании только одной воровки, он обнаружил, что слова почти вылетают из его губ. Удивительно, но он почувствовал облегчение, произнеся их вслух.

— Расстояние между нами только увеличивалось по мере того, как я становился старше и попадал в неприятности. Вино, азартные игры, женщины... — Он пожал плечами. — Все это достигло апогея, когда меня выгнали из Академии за убийство Джорджио Кастори на дуэли. Его семья, Кастори, считается одной из самых влиятельных на Талассианских островах — Джорджио всегда хвастался их влиянием. Они потребовали компенсации. Я просил отца не выплачивать ее, но он уступил их требованиям. Они лишили нас того, что осталось от состояния нашей семьи, и сделали так, что я стал изгоем среди аристократии Парвы. Поэтому я ушел из дома и с тех пор скитаюсь, пытаясь найти хоть какой-то смысл в своей жизни. Пытаясь и постоянно терпя поражения.

— Но ты все еще дышишь.

— Но это не то же самое, что жить, так?

— Полагаю, ты прав.

— Я просто хотел бы... — Лукан покачал головой, почувствовав новый приступ горя. — Жаль, что мне не удалось уладить с ним все дела. Помириться перед его смертью.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, — сказала Ашра с ноткой сочувствия в голосе. — Я потеряла отца, когда