Деластро испытующе посмотрела на него.

— Хорошо, — ответила она, пожимая плечами. — Договорились. Я прослежу, чтобы это было сделано.

— И что потом? После этого вы, конечно, не сможете оставаться рядом с Маркеттой.

— Боитесь, что вам придется скрестить со мной шпаги, Гардова?

Да, черт возьми. Лукан пожал плечами и выдавил улыбку:

— Профессиональное любопытство.

Деластро одарила его своей собственной кривой улыбкой.

— Не лезьте не в свое дело. И постарайся не дать себя убить, пока не заплатите мне эти деньги. — Она повернулась, чтобы уйти, но остановилась. — Название таверны, которую вы мне назвали. Сажа и Звезды...

— Вот где Топаз. Обещаю.

Наемница бросила на него последний испытующий взгляд.

— Тогда, похоже, наши дела закончены, — наконец сказала она. — Это было, мягко говоря, интересно. — Она отрывисто кивнула ему и отвернулась. — Драгоценности, садитесь в седла. Давайте отправим этот экипаж во дворец.

Лукан закрыл дверцу экипажа и отошел в сторону, когда один из наемников забрался на место кучера и дернул поводья. Лошади фыркнули и перешли на рысь. Остальные наемники заняли те же позиции, что и раньше. Теперь все зависит от тебя, Блоха, подумал Лукан, наблюдая, как экипаж удаляется по поднимающейся в гору улице. Не подведи нас. Он почувствовал укол вины. Но самое главное, береги себя.

— Пошли, — сказала Ашра.

Воровка скрылась в тени ближайшего переулка. Лукан двинулся за ней, но остановился и посмотрел на дворец, возвышавшийся на вершине холма над ними, заслоняя звезды. «Мы идем за тобой, Маркетта», — прошептал он, поднимая Клинок Сандино.

Затем он последовал за Ашрой в темноту.

Глава

36

ПОДХОДЯЩИЙ МОМЕНТ

Перед глазами Блохи плавали цвета.

Ярко-оранжевый, с оттенками желтого, с проблесками зеленого. Она сморгнула слезы, и на мгновение все встало на свои места: хищное пламя, мерцающее колдовство. Квартал Зар-Гхосан, горящий под звездами. Потом снова навернулись слезы, и все снова расплылось. Как они могли так поступить? спросила она себя, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Она выросла на улице, а это означало, что дом был там, где она хотела положить голову, и квартал Зар-Гхосан оказался безопаснее других. Бесчисленное количество ночей она спала там, убаюканная звоном молитвенных колокольчиков священников в красных одеждах, совершавших свои ритуалы в сумерках. Она познакомилась с несколькими жителями квартала — пекарем Мишей, который часто угощал ее медовым пирогом из своей духовки, плотником Каламом, который однажды вырезал для нее лошадку, потому что, по его словам, она напоминала ему о дочери, которую он потерял. Но больше всего ей нравился Обасса, добрый нищий, который был явно кем-то большим, чем казался, у которого всегда была улыбка для нее — и, что более важно, пара монет в обмен на услугу.

Теперь они все исчезли, поглощенные пламенем.

Нет, с вызовом подумала она. Они выбрались. Они не умерли. Блоха цеплялась за надежду, даже когда та улетучивалась, подобно тлеющим уголькам, поднимающимся в небо в столбах дыма. Даже если они выжили, они остались ни с чем, их дома и средства к существованию превратились в пепел. Она стиснула зубы так сильно, что заболели челюсти. Они ни в чем не виноваты. Но с людьми, которые этого не заслуживали, часто случались плохие вещи — она поняла это в тот день, когда брат бросил ее и больше не вернулся. Это был факт жизни, такой же ощутимый, как постоянное чувство голода в животе. Она повернулась и посмотрела на дворец, возвышающийся на фоне ночного неба, на его сверкающие окна. Во всем виноват Маркетта. Он это сделал. Все это.

Лукан был прав, не то чтобы она когда-нибудь скажет ему об этом. Маркетту нужно остановить. Теперь она ясно это понимала, даже если не понимала раньше. До сегодняшнего дня он казался ей таким же, как все остальные торговые принцы, — почти мифической фигурой, живущей в мире, далеком от ее собственного. Даже после того, как она узнала о его заговоре, даже после того, как увидела, как заговор разворачивается, она не понимала значения всего этого. Как все это повлияет на нее, карманницу из трущоб? Ее жизнь будет такой же, как и раньше, независимо от того, кто будет править городом.

Теперь, глядя на пламя, она поняла, как сильно ошибалась.

— Я заставлю его заплатить за это, — прошептала она, думая о Мише, Каламе, Обассе и обо всех других жителях Зар-Гхосана, которые были добры к ней на протяжении многих лет. — Я обещаю. А когда я даю обещание, я его выполняю.

На краткий миг, пока она сидела на корточках на вершине арки, перекинутой через улицу, она почувствовала себя не просто карманницей, а скорее духом мести. Затем ее решимость угасла, когда мысли снова обратились к предстоящей задаче. Сможет ли она сделать то, о чем просил ее Лукан? Она сказала ему — со сдержанной насмешкой, с маской, которую оттачивала годами, — что, конечно, может. В то время она даже в это верила. Теперь, когда комок страха снова сжался у нее в животе, она уже не чувствовала себя такой уверенной.

Блоха сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, как она всегда делала перед тем, как запустить пальцы в чей-нибудь карман. Ее беспокоила не потенциальная опасность и даже не перспектива боли. Когда ты растешь на улице, ты сталкиваешься с ними каждый день своей жизни. Нет, ее нервировал страх, что она может потерпеть неудачу. Что надежды Лукана — ее надежды — на спасение города погибнут, и Маркетта сможет осуществить свои коварные планы... и все это будет по ее вине. Но еще хуже была мысль о том, что она может подвести Лукана.

Никто и никогда не доверял Блохе так, как Лукан. Ни ее брат Маттео, когда велел ей быть начеку во время их воровских вылазок, ни даже Обасса, когда старик поручал ей одно из своих маленьких заданий. И все же каким-то образом Лукан — человек со странными манерами, которого она знала совсем недолго и который поначалу был всего лишь мишенью для ее ловких пальцев, — доверял ей больше, чем кто-либо когда-либо. Ранее в тот вечер он посмотрел ей в глаза и сказал: «Я верю в тебя». В этот момент Блоха поняла, что доверие, оказанное добровольно, ценнее любой безделушки, которую она когда-либо украла. Это чувство почти физически ощущалось в ее груди, придавая ей уверенность и гордость, которых она никогда раньше не испытывала. Мысль о том, что она может потерять все это, увидеть разочарование в глазах Лукана, была невыносима для нее. Я не подведу тебя, подумала она, сжимая кулаки. И я не подведу город.

Отдаленный стук копыт