и несложности событий, столько же и по тому обстоятельству, что времена Петра Великого не далеки и не могли еще быть затемнены народным вымыслом и баснословием. В рассказе нюхоцкого старика может показаться баснословным только предание о Паньке, и то в подробностях. Голиков же, назвавший кормщиком Петра именно этого Панова, а не соловецкого ладейного перевозчика Антипа Тимофеева (уроженца Сумского острога)[56], как бы и следовало, был отчасти справедлив, тем более что он мог записывать самое свежее, самое живое предание и притом от самовидцев события (сохранилось же это предание в том виде и до настоящего времени, до 1856 года!). Устрялов, в своей «Истории Петра Великого», голословно отверг это предание и не мог догадаться о том, откуда взялась у Голикова такая ошибка (см. «Историю Петра Великого», Спб., 1858, т. II, примеч. 44).

Архангельский народ мог увлечься особенной любовью к своему собрату и земляку, одаренному царскими милостями, и настолько, чтобы по созвучию имен произвести его путем баснословия от заморского князя. Это в духе народных преданий всех веков и народов. Потому-то все эти предания достойны внимательной строгой критической проверки, а не бездоказательных опровержений. Панов ли, другой ли кто ездил с Петром в Белое море, но этот же кормщик мог провожать царя на Повенец, и все-таки есть вероятие предположить, что мог об нем царь вспомнить и взыскать своей милостью еще один раз. Правда, что народ перепутал и соединил оба события в один год, тогда как несчастный случай подле Унских Рогов произошел в 1693 году, а яхты переправлялись уже в 1703 году, как сказано. Но и перепутал народ события эти опять-таки, как нам кажется, для того кормщика, в лице которого он хочет видеть один из идеалов своих мореходцев, который сумел приложить доморощенные мореходные способности ко спасению великого царя от верной гибели и в самую критическую минуту жизни.

Спасенный Петр целых три дня после того жил в ближайшем к Унским Рогам Пертоминском монастыре, пел и читал в церкви, обедал с монахами, своими руками соорудил огромный деревянный крест (хранящийся теперь в Архангельском соборе), собственными руками вырезал на нем голландскими и русскими буквами слова.

Обращаемся к событиям третьего посещения Архангельского края Петром Великим, в 1702 году, за которым следовало взятие Нотебурга (древнего Орешка, теперь Шлиссельбурга) и крепости Ниеншанца, стоявшей при впадении Невы в Балтийское море.

В начале лета 1702 года (30 мая) Петр I приехал в Холмогоры. Здесь слушал литургию, пробыл 1,5 часа у архиепископа и отплыл вместе с царевичем Алексеем, Меншиковым, многочисленной свитой и 4000 войска на дощаниках в Архангельск. Пониже р. Уймы встретил его воевода Ржевский с пушечной и ружейной пальбой.

Прибывши в Архангельск, Петр приказал строить Новодвинскую крепость 30 мая, в праздник Св. Троицы, слушал литургию, совершаемую архиепископом, и сам пел с певчими. На другой день плавал на взятом (24 июня 1697 г.) шведском фрегате в Вавчугу и спустил там с Баженинской верфи два фрегата: «Курьер» и «Св. Дух». Вернувшись в Архангельск, царь присутствовал при освящении церкви Св. апостолов Петра и Павла в новопостроенной городской крепости, 29 июня. Церковь украшена была знаменами и флагами и одарена от царя ризами, книгами, сосудами и пр. По выходе из церкви царю салютовали из пушек. Он, долго стоя на балконе, наслаждался звуками пальбы и радовался ей. Отправившись в собственный дворец на Моисеевом острове, царь угощал здесь сановников обедом. Для народа выставлены были бочки с ренским и простым винами и пивом. 6 августа царь выехал в Соловки и 10 августа со всей свитой и войском был уже там.

Царь прибыл сюда на 13 судах. Царская флотилия за противным ветром должна была остановиться, не доходя до монастыря, между островами Анзерским и Муксалмами. Здесь до сих пор еще приметны остатки тех трех городков, или, лучше, больших куч диких камней (гурьев), которые царь приказал, придерживаясь местного обычая, навалить в память посещения этого места. 10 августа флот остановился у Заяцкого острова, возвестив монастырской братии пушечной пальбой о прибытии государя. Вскоре на небольшом боте прибыл в монастырь и сам Петр Великий вечером и был встречен в воротах архимандритом Фирсом, еще прежде отъезда царя извещенным через стольника, князя Ю. Ф. Шаховского. Архимандрита царь жаловал к руке и принял икону соловецких чудотворцев, хлеб и рыбу. Осмотревши затем монастырские стены, церкви, раку преподобных, ризницу и оружейную палату и после всего отужинав в келье архимандрита, отправился царь к ночи на корабль. На другой день он снова приехал в монастырь с царевичем Алексеем, слушал литургию, трапезовал с приближенными своими вместе с братие[57], вторично посетил ризницу, оружейную и тюремные места, был также у архимандрита, но провел ночь опять на корабле. 12 и 14 августа Петр Великий снова приезжал на остров и в это время верхом на лошади успел с подробностью осмотреть монастырские стены, окрестности, кирпичный завод. Возвратясь, он рассматривал монастырские грамоты и тогда же приказал архимандриту Фирсу носить мантию со скрижалями (поматами), а жезл иметь с шишками и яблоками, на что в тот же день и последовал царский указ. 15 августа архимандрит в присутствии царя служил уже со всеми вновь дарованными преимуществами. Царь стоял на клиросе и пел с певчими. Повелевши на острове Заяцком построить церковь во имя Андрея Первозванного, царь и здесь также, около того места, где стоял его флот, приказал навалить в два ряда из булыжника гурий, едва приметный теперь.

«16 августа, — говорит архимандрит Досифей, — государь, отправив молебствие, со всеми кораблями отплыл к пристани нюхоцкого соловецкого усолья, куда, по долгу благодарности за оказанные милости[58], последовал и соловецкий архимандрит Фире с некоторыми иеромонахами из братии. Они поднесли великому путешественнику икону угодников соловецких, а во флот доставили довольно провизии, что и принято от них с живейшим чувством благодарности. Напоследок, быв угощены на адмиральском корабле, получили милостивый отпуск. Вскоре за сим великий государь, сошед с кораблей и отправив флот обратно к Архангельскому порту, благоизволил путешествовать со всем войском через Нюхоцкую волость по новопроложенной монастырскими крестьянами мостовой дороге к озеру Онеге, на Повенецкий погост, лесами, мхами и болотами, на расстояние 160 верст. Экипаж государев со свитой и две яхты с пушками провождены сею же дорогой монастырскими крестьянами за довольную плату. В последующее время, по сему новопроложенному тракту на содержание Соловецкого монастыря крестьян учреждены были почтовые станции от Нюхчи к Повенцу на 120, а зимним — на 80 верст».

16 августа