Днем, у тропы, не более чем в миле от лагеря делал остановку большой персидский караван . Поздно вечером громкий крик и стрельба из ружей объявляют о готовности отправиться в путешествие ночью. При прохождении через эту часть Курдистана у караванов принято стрелять из оружия и производить как можно больше шума, чтобы произвести впечатление на курдов преувеличенными идеями относительно их мощи и численности. Все в шатре шейха полностью понимают смысл шумной демонстрации, и мужчины обмениваются значительными улыбками.

Стрельба и крики производят поистине волшебный эффект на кровожадного юношу в лет десяти - двенадцати. Он становится дико веселым, носится по шатру, кувыркается и поднимая ноги трясет пятками. Затем он подходит к шейху и указывая на меня, проводит пальцем по горлу, намекая, что ему хотелось бы иметь привилегию перерезать кому-то горло, и почему бы не позволить ему перерезать мне горло. Шейх и другие смеются над малышом, но вместо того, чтобы упрекать его за его трагическую демонстрацию, они одобряют его такими же восхищенными взглядами, которые взрослые люди дарят не по годам развитой молодежи во всем мире. В этих обстоятельствах ужасного страха, с одной стороны, и врожденной склонности к насилию и грабежу, с другой, не удивительно, что курды на персидской территории ведут себя так же, как и персы на курдской. Мне предоставляются одеяла, и я разделяю этот же отсек палатки с несколькими молодыми людьми. Утром, перед отъездом, меня угощают хлебом и густыми свежими сливками, и, выходя из палатки, я на минуту задерживаюсь, чтобы посмотреть оживленную сцену в женском отделе.

Некоторые взбивают масло в маслобойках из овечьей шкуры, которые подвешены на столбах и дергаются вверх-вниз. Другие ткут ковры, готовят творог для сыра, пекут хлеб и заняты другими делами.

Я покидаю лагерь в Курдистане, полностью удовлетворенный своим опытом их гостеприимства, но небесно-голубой пояс-шарф, подаренный мне нашим венгерским другом Игали в Белграде, больше не украшает мой костюм. Всякий раз, когда появляется благоприятная возможность, некоторые молодые люди, принадлежащие к благородной армии прихлебателей в апартаментах шейха, неизменно проскальзывают внутрь и вымогают у гостя из Франгистана (термин, используемый персами со средних веков для обозначения западной Европы) любой предмет его одежды, вызывающий восхищение их полу цивилизованных умов. Этот шарф, для них, несомненно, были достаточно привлекательным, но он не составлял необходимой части моего гардероба, и дюжину раз вечером, и потом и утром, я был атакован просьбами расстаться с ним, поэтому я наконец подарил его одному из них. Он поспешно спрятал его среди своей одежды и исчез, как будто боясь, что шейх увидит его и заставит его вернуть вещь, или что одному из фаворитов вождя может шарф понравиться он его быстро присвоит себе. Не более чем в пяти милях к востоку от лагеря, когда я брел по каменистому грунту, на меня напала пара курдских пастухов. Так как страна вокруг нас дикая и нечастая, за исключением курдов, и, зная кое-что об их маленьких слабостях по отношению к путешественникам в соблазнительных уединенных местах, я посчитал целесообразным уделять им как можно меньше внимания.

Видя, что я не собираюсь останавливаться, они подбегают и стремятся насильно задержать меня, схватив велосипед, и в то же время даже не делают вид, что бы скрыть свое нетерпеливое любопытство по поводу возможного содержимого моего багажа. Естественно, не одобряя такого вольного поведения, я грубо отталкиваю их.

С рычанием, больше похожим на голос дикого животного, чем на человека, один достает свой меч, а другой поднимает упавшую толстую палку, которую он уронил, чтобы лучше ухватить мой багаж. Не давая им времени продемонстрировать, намерены ли они всерьез напасть на меня, или только попытаться запугать, я им элегантно демонстрирую «Смит & Вессон».

Кажется, они в один момент понимают, что я в более выгодном положении, и они поспешно отступают на короткое расстояние, выполняя серию вращательных ужимок, как будто ожидая, что я буду стрелять в их ноги. Они сопровождаются двумя собаками, коричневыми мохнатыми монстрами, размером больше, чем самые большие мастиффы, которые теперь живо интересуются мной и велосипедом. Держа револьвер в своей руке и угрожая застрелить их собак, если они не отзовут их, я продолжаю свой путь к тому месту, где каменистая почва заканчивается в пользу гладкой верблюжьей тропы, примерно сотней ярдов дальше.

В этот момент я замечаю нескольких других «нежных пастушков», спускающихся с соседних холмов; но остается неясным идут ли они помогать их товарищам, поймавшим и ограбившим меня или хотят предотвратить конфликт между нами. Однако я опасаюсь, что, имея преимущество на своей стороне, курдские пастухи редко беспокоят себя о такой странной задаче, как миротворчество. Достигнув гладкой земли, прежде чем кто-то из новичков настигнет меня, я вскакиваю и несусь, сопровождаемый дикими воплями из дюжины глоток, и преследуемый дюжиной их собак. Находясь далеко от окрестностей, и трезво поразмыслив, я пришел к выводу, что это был довольно щекотливый инцидент. Если бы они напали на меня из-за отсутствия чего-либо другого, чтобы защитить себя, я должен был бы их застрелить. Ближайшая персидская деревня находится на расстоянии десяти миль. Отсутствие чего-либо похожего на непрерывно проходимую дорогу, сделало бы невозможным оторваться от преследования, и в конце концов, близость персидской деревни обеспечила небольшую безопасность против группы разъяренных курдов. В первой же деревне, в которую я прибываю сегодня, я снова предпринимаю попытку «уклониться» от них, тем же способом, который вчера оказался настолько успешным. Но я остановлен скалистым «барьером» на дороге сегодня. Дорога не так благоприятна для рывков, как вчера, и бегущие ryot схватили меня с яростным весельем прежде, чем я преодолел препятствие. Впредь они проявляли особую осторожность, чтобы не дать мне еще один шанс удрать до прибытия хана.

Страна вокруг состоит из гравийных, волнистых плато между горами, и изношенные верблюжьи тропы обеспечивают отличное катание. Около полудня, усердно поднимаясь по длинному, и совершенно непроезжему подъему, я встречаю пару конных солдат; они преграждают мне дорогу и что-то непрерывно тарабаня на турецком табризе, из чего я понимаю, что они являются авангардом партии, в которой есть Ференги (персидский термин для жителя Запада). Разговаривая с ними, я немало удивляюсь, увидев женщину на коне, и на склоне появляются двое детей в kajaveh (корзина на муле), сопровождаемые дюжиной персов.

Если я удивлюсь, сама леди естественно испытывает еще большее удивление при появлении одинокого велосипедиста на караванных дорогах Персии. Конечно мы оба в восторге. С помощью слуги дама слезает из седла