Но совершенно неожиданно для него по всему телу отдалось слабостью, той самой, которую ощущают те, кто лишь на словах знаком с физическими нагрузками. Даже пот пробился через лоб, когда он вновь надел нелегкий рюкзак и почти прошел всю игровую, а ведь расстояние всего метров тридцать. Вот что бывает при редком питании и отсутствии физических тренировок – слабость, кричащая о ничтожности ее носителя, сразу же зарождая простое понимание, насколько легкой добычей он может стать. Все необходимое для пополнения сил было потреблено быстро и тщательно, как и всегда, но в этот раз у него был сосед – тело лежало ожидаемо неподвижно на правом боку.

Собрав рюкзак и подняв оружие, он развернулся к телу и взглянул туда, где были когда-то глаза. Полный осознанности целенаправленный взгляд искал разгадку мучившей его тайны: почему сейчас так трудно? Возможно, из-за того, что перед ним реальный человек, пусть и давно усопший, но уж точно не галлюцинация или воспоминание, коими он кормил себя последние три месяца. Возможно… нет, на том варианте он решил остановиться основательно, списав это на побочный эффект одиночества, пережить которое он смог куда лучше, чем ожидал в самом начале своего заключения в клетке.

Ближайшая дверь на пути к рабочему месту Джил и Крейга оказалась большей преградой, нежели можно было ожидать, и виной тому служит не только его изоляция в четырех стенах, но и влияние единственного материального собрата по трагедии. Такого он не ожидал, а ведь стоило ему глотнуть «свежего» воздуха, как показалось, что преград более не будет. Но все же остановка дала о себе знать, «зона комфорта» существует. Только двери открылись, позволив свету расширить свои владения, избавив от тьмы коридор, он сразу увидел отсутствие рабочего освещения внутри. Двери закрылись прямо за его спиной, сделав его частью всепоглощающей тьмы, лишающей разницы между открытыми и закрытыми глазами. Стоило бы сразу включить фонарик, но почему-то Портеру понравилось то, где он оказался, словно мягкое одеяло прятало его от всего мира. Не вспомнить детские кошмары, происходившие наяву, было невозможно. Не раз ему приходилось прятаться под кроватью или в шкафу, когда родители ссорились, – а делали они это громко, совсем забыв о приличии и нахождении пятилетнего ребенка рядом. Ненависть, возникающая лишь при мысли о том времени, чуть подтолкнула его к действиям. Свет включенного фонарика рассекал тьму холодной струей, словно расталкивая стены. Портер старался выбраться из кокона, проникающего в самые глубокие воспоминания.

Выход отсюда был в конце, метрах в ста от него. Простой коридор, как и тысячи других, света нет совсем, двери на каждой стороне были закрыты, во всяком случае ближайшие. В таком месте невозможно было не опираться в основном на слух, особенно легко это получалось, стоило ему выключить источник единственного света в своих руках, позволив жить лишь ушам. Вроде бы все тихо – и снова шаги вперед, плавные, неспешные, прекрасно помнящие бегство от хищников очень умело способных использовать вот такие места в пользу своей охоты. Оставив две двери позади с обеих сторон, даже не пытаясь проверить их работоспособность, Портер остановился, прекрасно увидев дарованное лучом света предупреждение: впереди по сторонам открытые двери. А ведь когда-то он только к этому и стремился – открывать двери и рыскать, ища компроматы и все тайны, и это был тот еще азарт. Сейчас же журналист лишь хочет оказаться там, куда ведет его расследование исчезновения ребенка.

Панели не работают, закрыть их снаружи не является приемлемым вариантом, так же как и просто развернуться и найти обходной путь, который, к слову, возможно, таит еще больше опасностей. Портер усмехнулся: неужели его так пугают открытые двери, где, скорее всего, и нет никого, как и на всей долбаной станции! Да, пугают, а все по одной простой причине – он не хочет умирать. Подойдя почти вплотную, внимательно осмотрев вход, насколько позволяет луч фонарика, разумеется, Портер решил аккуратно заглянуть в правую. Перед верстаком в конце комнаты, между стеллажами с запасными частями для игровых столов слева и вертикальной столешницей справа, лежит тело. Почти разложившееся до самого скелета, оно было то ли использовано, то ли само стало причиной, но оба случая крутятся вокруг того, что лежавшее тело словно находилось в неких неизвестных ему ранее черно-белых зарослях, достигающих высоты в пару сантиметров выше остатков человека. Словно некий газон со странного вида зернышками внутри скелета. Не желая приближаться, Портер внимательно осматривал их и, сделав пару фото, подметил, что очень тонкие – веревки, как смог он определить для себя, – тянутся по полу от «острова» прямо в противоположную комнату. Там, в пустом помещении, у дальней стены сидит, опершись спиной по центру, такой же скелет в скафандре, точно так же подаривший иноземной Жизни свои остатки для создания чего-то иного. Но на этот раз разрастающегося больше по стене, словно тянущегося к потолку.

Они словно зависят друг от друга, медленно, но уверенно взаимно сосуществуют, расширяя при этом свои границы, чтобы… чтобы что? Так думал Портер, делая новые фото, совершенно не имея представления о том, к чему все это может привести, да и должно ли. Возможно, то просто жизнь, которая, как и принято всегда, находит выход из ситуации. Можно ли ее винить за это? Конечно, нет.