Шрифт:
Закладка:
– Хреново выглядишь, трудные деньки? Да, прости, это несколько глупо звучит, словно мы беседу ведем. Хотя это ведь последнее, что тебе сейчас надо, верно? Верно… Ты не пойми неправильно, я не пристаю и не навязываюсь, да и не пытаюсь вовсе наставлять. Что ты, куда уж мне, я всего лишь человек. Всего лишь такой же человек, как и ты. И это, между прочим, главный показатель моих добрых намерений, если ты уже начинаешь подозревать меня в каких-то мыслимых – ха, смешно все это, да и что уж там – даже немыслимых поступках. Я не причиню вреда, ты не подумай лишнего, хотя, прости, начинаю заговариваться, есть у меня слабость. Просто… когда редко общаешься с людьми, да еще и те, кто дают такой шанс, – не самые лучшие и воспитанные, то ненароком боишься упустить или спугнуть адекватного… не знаю, просто хорошего человека из виду, а это легко. Ты уж не считай меня наивным дурачком, я не верю каждому на слово, нет, нет, нет, только не я. Просто, ну, как бы… ты здесь один и явно пережил не лучшие моменты в своей жизни, может быть, худшие, но, это, конечно же, решать лишь тебе, не подумай, я не берусь делать твою работу за тебя, не осуждаю, просто говорю… Так вот, ты похож на того, кто очень одинок, что я могу отлично понять, ведь… Ладно, надо уметь признавать свои слабости, так что, вобрав все легкие, скажу, что я очень одинок и сам в этом виноват. Это так, я признаю и не хочу начинать наше общение со лжи, вот, именно так. Надеюсь, это не составит проблем и не создаст преград между нами, хорошо? Хорошо. Ладно, я не буду навязываться, понимаю, сейчас не самый… как бы сказать, помоги мне, да, точно, нет… Вот! Подходящий момент, тебе надо отдохнуть, и это даже дурак поймет, ты только глянь на себя, словно вечеринка оказалась не по плечу… Прости, плохая шутка, вот так всегда у меня – кажется, понимаешь, когда стоит съюморить, а на деле еще больше позоришься. Так, соберись – это я себе. Ты – молодец, отдыхай, а я буду тут неподалеку, вон там, чуть вперед и за углом вторая дверь… Эм, ну, это, типа… рад был пообщаться… Надеюсь, все будет хорошо, и-и-и-и м-мы… в общем, ты знаешь, где меня найти, больше не отвлекаю, извини еще раз – надеюсь, ты в порядке и, как бы, это… Извини, если надоел, это со мной бывает, а в нынешнем положении… Ну, ты и так все знаешь, что уж я буду болтать лишнее. Так, все, ушел.
Портер медленно поднялся, все еще чувствуя боль там, где она была, и все так же держа оружие в руках, – только вот остальное было приглушено, будто бы исчезло вовсе… Он словно витал во сне или после хорошей отсыпки, несколько ватный, двигался туда, куда ему указали. Медленно, шаг за шагом. Его передвижения были спокойны и легки, в то же время ум его был словно под прессом, лишавшим каких-либо чувств или переживаний, будто бы, смирившись со всеми тяготами, просто принимал грядущее.
Он оказался у нужной двери так плавно, словно путь был по самому известному и безопасному месту: путь, который он будто проделывал уже не раз, ведь он даже не оборачивался по сторонам и не проверял направление – действовал лишь по наитию. Створки двери были выломаны, а проход закрывал поставленный на бок стол, который был задвинут за его спиной, только он вошел вовнутрь. Портер оказался в небольшом убежище, неизвестно как используемом ранее. Все стандартные атрибуты присутствовали, во всяком случае, как он мог судить благодаря периферическому зрению: ведь, войдя, он просто сел на ближайший стул, справа от входа, прямо у стены. Взгляд его был где-то в стороне.
– Я рад что вы пришли, уверен, вам хочется отдохнуть, и меньшее, что я могу дать, – это немного воды и еды. Как видите, сам я не сыт, хотя всегда был худым, даже, что уж там скромничать, хлюпиком еще тем. Мама говорила, что благодаря этому у меня доброе сердце, – мило, правда?
Он сидел на стуле напротив Портера, прямо у стола вдоль правой стенки, а слева было спальное место. Единственный голос был таким юным и преисполненным жизни, будто нетронутым всей историей Вектора. Как и сам воздух словно был чуть чище, а окружение – чуть ярче, даже запах словно отдавал мягкостью. Все это неуловимо дает о себе знать, словно точечными всплесками подает признаки своего существования, но стоит хоть чуть задуматься об источнике этой новизны, как все сразу же теряется.
– Уверен, может возникнуть много вопросов о том, как я тут оказался, что я здесь делаю и кто я вообще такой. И вот это все, но все ведь должно быть хорошо, верно? Вы кажетесь хорошим человеком, а у меня, как говорила мама, доброе сердце, и я легко смогу отличить негодяя от хорошего человека, и вот вы… Вы, ну, честно, кажетесь мне очень хорошим человеком, уж извините за такую прямоту, но я если и хочу что-то сказать, то редко могу промолчать и сделать это правильно, вы меня понимаете. Во всяком случае так, чтобы нравилось всем, хотя мама говорила, что честность превыше всего, и поэтому я всегда стараюсь быть честным, потому что если я не честен, то ведь и другие не должны быть честными, поэтому я стараюсь быть таковым!
Портер не может двигаться – не из-за внешнего влияния, которого, к слову, нет, как и не из-за страха, а по самой просто причине – выжидание. Шанс на такое событие вполне реален, и в какой-то глубине он позволяет себе чуток удивиться тому, как неожиданно это произошло. Хотя он давно на этой станции, должен был уже хоть кого-то вот так да встретить. Но главная причина, главенствующая буквально над всем, была проста до невозможности – адаптация, для которой нужно время.
– Наверное, будет слишком, если я попрошу вас стать моим другом… Как вы можете догадаться, их у меня немного. Да что уж там – совсем нет, я непопулярный… Чуть не солгал, а ведь только что доказывал свою честность. Вот же я дуралей, смешно аж, ведь мне скрывать нечего, я открытая книга. Что интересно, как раз книги мне больше подходят в роли друзей, нежели другие ребята моего возраста. Они… они все шумные, порой агрессивные, сами не знают ничего – понятное дело, молодые, все такими были, но мне трудно находить общий язык с такими людьми… Здорово было бы иметь друзей, здорово было бы не быть одному… С книгами проще, часто автор становится другом. Мама научила понимать это, чувствовать, когда автор, рассказывая историю, словно общается с тобой. Это… это очень интересно, мы с ней часто гадали по тексту автора, каким он был человеком, устраивая игры и даже давая всякие задачки, – очень интересно. Жаль, что все в это не играют, я бы тогда был самым первым! Разумеется, она знала их всех, все же Интернет полон автобиографий и историй – но мы играли в игру, где я пытался понять автора и узнать его. А вы любите читать?
Портер чувствует на каком-то неведомом уровне разницу между этой встречей и той, которая происходила не раз у него в клетке с отцом или матерью. Словно два совершено разных мира, отличающихся настолько сильно, насколько мало у него есть в запасе слов для описания этой пропасти.
– Да, вы правы, порой кажется, что я дурачок и болван тот еще, болтаю да болтаю. Но мне очень одиноко одному, а читать и общаться вживую, с реальными людьми – это разное, слишком разное. Будь люди такими же понятными, как рассказы или романы, наверное, я бы оказался здесь, наверное, я… Вы ведь расскажете моей маме, что я не виновен, правда?
За все время он не сделал ни одного движения, кажется, даже не моргнул, а дыхание работало ровно для поддержания жизни. Теперь ему ясно точно и наверняка: все изменилось.
