Шрифт:
Закладка:
И еще прошу, перестань подписывать письма фразой – «Не забывай нас».
С большой любовью,
Твоя Наоми
30.10.60
Дорогая Наоми
В последнее время я представлял себе, как ты там встречалась с городом твоего детства и юности. Хорошо, что ты нашла на месте дом, даже если в нем живут чужаки, нашла улицы, по которым ходила, и, вообще, добрую горсть той памяти. У меня ничего этого не осталось. Хорошо, что есть у тебя братья и сестры, дядя, который мог тебе дать уголок отдохнуть. Хорошо, что остались у тебя друзья тех дней среди немцев. У меня нет никого, и у многих таких, как я.
Весьма важно, чтобы ты завершила второй том романа. И если атмосфера тебе помогает, сиди и работай. Сможешь ли ты послать мне копии написанных страниц. Я серьезно собираюсь засесть за вторичное прочтение «Саула и Иоанны». А вообще я сильно отстал в литературе. Прилагаю тебе список нужных книг. Если найдешь их для меня на немецком языке, присовокупи свое о них мнение. Меня интересуют книги по истории и литературной критике.
Кстати, в стране тоже много интересного. И это тоже важно для твоей книги. В последнюю субботу, в газете «Давар» Натан Ротенштрайх опубликовал статью «Цена, которую мы платим». Он говорит о том, что несколько поколений мы отдали одной цели – строительству страны. Но когда эта цель стала единственным мерилом человека, возникла односторонняя лестница предпочтений, ибо строительство страны обретает форму обычной бюрократии, состоящей из лидеров и их слуг. И дело переходит в руки этих бюрократов и того, что они считают строительством страны. Они видят страну, как некий кукольный театр, которым они управляют, дергая за нити. И тут грань между строительством и разрушением проходит через души, которые живут своей маленькой, но истинной нравственностью. В этой ситуации не столько существует опасность для личной нравственности индивида, сколько для общей цели – строительства страны. Уверены ли мы, что суд поколений не обвинит нас в том, что «Возвращение в Сион» было самохвальством и бесшабашностью, испытанием, которого мы не выдержали.
Обвинение тяжелое. И если народ не сделает сейчас выводы, положение еще более ухудшится. Не понимаю, и я уже писал тебе об этом, почему Пинхас Розен должен взять на себя это дело, чтобы его замять.
Я уверен, что где-то в Германии ходит молодой парень, может, по улицам Берлина, или другого города, который в будущем станет новым Гёте или Гейне, помесь еврея и немца, или в иной форме – некий молодой Маркс, с другом, неким немцем, положим, Энгельсом. Он изгонит из Мюнхена всех упивающихся пивом и объедающихся сосисками, уберет все следы германского милитаризма, как западного, так и восточного. Я верю в то, что в течение десяти лет возникнет новый мир, в котором не будет бен гурионов и подобных им.
Ты помнишь о прямой личной ответственности человека перед Историей, без всяких дискуссий и экивоков – не организаций, не лидеров. Именно, это найдет все большее понимание в мире.
В любом случае, если спросишь, каково влияние той или иной книги или вечного произведения искусства, почему религия (в определенные периоды) создавала вечные шедевры, отвечу: личная ответственность человека за свои дела. И нет посредников между человеком и Богом, как папа римский или некий праведник. Только личная ответственность человека перед Богом, ибо от Него ничего не скроешь, и Он знает все уловки человека.
Дити очень обрадовалась итальянской кукле, присланной тобой. С Дити нелегко. Она убегает из детского дома. Опять твои письма о подарках. Наоми, не транжирь деньги, ты не у себя дома. Не сердись на мои замечания.
С любовью,
твой Израиль
12.11.60
Берлин
Дорогой мой!
Сижу взаперти и пишу. Книга продвигается быстро. Многое я изменила, многое добавила. Я бы все завершила по плану, если бы не семейные заботы. Выяснилось, что Бумба должен отсюда убраться немедленно. Его компаньон копает под него, и это очень опасно. Я отошлю его в Израиль еще на этой неделе, а ребенка привезет к вам Руфь. Не хочу помешать Лотшин поправлять здоровье в доме отдыха. Прошу поместить у нас на несколько дней Бумбу, пока Лотшин вернется к себе домой. Было у меня с Бумбой и нечто радостное. Он встретился с очень симпатичной девушкой, серьезной и очень уравновешенной. Она учится в школе для медсестер и сдает сейчас экзамены. Ей остается еще один год учебы, после чего она уедет за ним в Израиль. Она знает о Бумбе всё, и видит его, я бы сказала, в правильном свете. Но она влюбилась в него и уверена, что в ее силах вернуть его на верную дорогу. Воистину, Бумбе крупно повезло.
Со времени моего последнего письма произошли некоторые драматические встречи. Я встретилась с коллегой отца. Ему семьдесят лет. Ты и представить себе не можешь, как он расчувствовался. Он поехал вместе с Руфью в комиссию по репарациям, чтобы засвидетельствовать свою работу у моего отца. Там, от его рассказов все давились от хохота. Мы с Руфью сидели с ним два дня, слушая воспоминания, и тоже смеялись от души. Я много нового услышала об отце, и теперь вижу его в абсолютно новом свете. С ним отец вел долгие разговоры, а он их пересказывать с сочным берлинским акцентом. И еще нечто, что заставило меня расчувствоваться. Дядя в Аушвице поклялся, что если останется в живых, станет глубоко религиозным евреем. И сейчас он осуществляет свою клятву с фанатичным упорством. С невероятными усилиями собрал группу из десяти евреев для миньяна, и открыл синагогу. Он повел меня в это небольшое помещение. Сил двигаться у него не было, и он почти полз при помощи костылей, чтобы показать место, где он стоял в прошлой жизни – в самой большой синагоге Берлина. После войны извлек из-под развалин книгу Торы, молитвенники и талес. И эти вещи он показал мне. Он готов все это передать в Израиль, ибо знает, что здесь, в Германии, нет у него ни наследника, ни того, кто это всё сохранит. Я нашла там старые книги, закопанные в землю. Вспомнила наш разговор с тобой о книге, которую хотели закопать на старом еврейском дворе, в Берлине, и граф Кокс должен был ее найти. И
