IX

Ей не хотелось ехать домой на правую сторону водохранилища в новый город и затем, через какие-нибудь два часа, повторять обратный путь в тряском автобусе. Она пошла в парк.

Он начинался в трехстах метрах от проходной за площадью и трамвайной остановкой. С тридцатых годов деревья и кусты разрослись, дорожки в середине лета тонули в зелени. Нелли Петровна шла по аллее, с наслаждением вдыхая запахи парка. Солнце склонялось к горизонту, и его косые лучи легко прорывались в просветы между стволами деревьев и ветвями кустов. Никогда прежде она не была здесь. Совсем рядом с заводом такое приволье и так легко дышится. «Молодцы!» — мысленно поблагодарила она архитекторов, в те далекие годы создавших зеленый уголок города.

В сумерках она подошла по боковой аллее к воротам, где они условились встретиться. Одинокая фигура темнела прямо посреди аллеи. Середин нарочно не прятался от возможных чужих взглядов. Она бы так на виду не ждала, укрылась бы во мраке, царящем среди листвы.

В том, что он стоял открыто и ждал ее, было что-то подкупающее: он вел себя смело, не видел повода скрывать свои поступки. «Честный человек…» — подумала она, подошла и легко и просто взяла его под руку. Он хотел что-то сказать, но запнулся, промолчал, и они неторопливо пошли по аллее в глубину парка.

Ей не хотелось говорить, что она здесь давно, что наслаждалась зеленью и тишиной парка, что она готова выслушать его. Все эти слова невольно создавали бы впечатление обыденности их встречи. Звучали бы оправданием для них обоих — вот, мол, пришла просто погулять…

Они неторопливо шли по песчаной дорожке, нога в ногу, и молчали. Она подняла глаза и взглянула на спутника. В темноте трудно было разобрать выражение его лица, она лишь заметила, что он идет, опустив голову, и, видимо, о чем-то раздумывает, может быть, ищет слова, чтобы начать, наверное, непростой для него разговор. Она чуть-чуть оперлась на его руку и терпеливо ожидая, когда он начнет говорить, шла все так же молча.

— Как все это произошло?.. — негромко произнес Середин. Она хотела спросить, что именно произошло? Но он сам ответил: — Как случилось, что я потерял семью, потерял самого себя?.. Возвращался домой поздно после очередных авралов, шумных совещаний, грубостей Логинова. И дома не мог справиться с собой. Молча съедал приготовленный Наташей ужин. Стыдно было смотреть ей в глаза, рассказывать об унижениях, которым ежедневно подвергался. Невпопад отвечал на ее вопросы, что тревожит, где был, почему вернулся поздно. Банально все это, правда? Но я ничего не мог с собой поделать. Однажды упомянул вас, так как-то получилось, пришлось к слову. И потом сам удивлялся зачем. С тех пор она перестала меня расспрашивать. Мы оба замолчали. Через год Наташа уехала к двоюродной сестре в Кузнецк. Покинула дом, когда я был на заводе, не захотела объяснений. Оставила мне записку, что все понятно без слов и что жить так дальше не может. Я прочел ее поздно вечером, когда вернулся с завода, подумал, что Наташа уехала на время, пока у меня не ладится на заводе. Утром еще раз перечитал записку и понял, что уехала навсегда. В такое время… Я сказал себе, что сам виноват и должен теперь безропотно нести крест, который взвалила на меня жизнь.

Середин замолк. Она все так же молча шла об руку с ним. Он должен был еще что-то сказать, объяснить… И она молчала, не хотела ему мешать, пусть он скажет все, что хочет сказать.

— Лишь временами во мне просыпалось чувство укора, — заговорил он, видимо, и не ожидая, что она о чем-то спросит, что-то скажет, — как же так Наташа, с которой прожиты годы, могла не понять, не помочь освободиться от безразличия ко всему? Но можно ли было винить ее? — Он задал этот вопрос самому себе, и она ничего не ответила. — Я жил, как во сне, — продолжал он, — как во сне, когда успокаиваешь себя: вот сейчас проснусь и страшный сон кончится… А сон все не кончался… — Он долго молчал. — А сон все не кончался, — повторил он. — Потом, однажды, я подумал, что все время жду вашего появления с лабораторным анализом, с каким-нибудь делом… А вот недавно сон кончился… Кончился сон, — со значением сказал он.

Они дошли до конца аллеи, упиравшейся в шпалеру кустов перед оградой, и повернули назад.

— Да, может быть, вы и правы, — задумчиво произнесла она, — какая-то связь есть… Очень отдаленная и сложная связь…

И они опять надолго замолчали. Теперь Середин, видимо, ждал, что скажет она, и не хотел случайными, ничего не говорящими словами сводить разговор к болтовне.

— Не знаю, известно ли вам, что я была замужем? — спросила она.

— Нет, не известно… — совсем тихо сказал он. — Впрочем, какое это может иметь значение? — встрепенулся он, как бы возражая против того, что таилось в ее вопросе.

— С какою бездумностью и легкостью решаются подобные сложности жизни в некоторых романах и кинофильмах, — заговорила она. — Драмы благополучно кончаются примирением супругов, потому что разрушение семьи — это порок. А осмелившиеся на развод герои соединяют свои судьбы, несмотря ни на что, потому что любовь свята. Будто и нет реальной жизни с ее социальными и философскими проблемами. Смотришь на экран и думаешь: кто же они, творцы этой убогой лжи? Неужели они не живут той самой жизнью, какой живут все другие люди? Просто о себе я не стала бы рассказывать даже вам… Неинтересно и неприятно. А вот об этих реальных проблемах, от которых мне ой как досталось… Хотите послушать?

— Хочу. Я сам в плену этих проблем…

— Мы встретились в институте в Ленинграде, — стала она рассказывать. — После окончания я поняла, что нужна ему лишь для того, чтобы остаться в городе. Мой отец, профессор, мог помочь. Я сказала, что уеду. Он не верил. Так все и тянулось лет пять… В конце концов мы оба поняли, что совершенно чужие люди. Я уехала сюда, на завод… Если бы ему понадобилась настоящая помощь в какой-то неудаче, в горе, в защите от несправедливости, я бы осталась с ним. Я любила его… А все оказалось мелко и низко… Здесь, в цехе, я поняла, что могу вам помочь… Вот и вся моя вина. Заслуживаю ли я осуждения? Скорее, наверное, сожаления… Может быть, я не должна была всего этого вам говорить? В таком случае извините меня. — Она освободила свою руку и настойчиво проговорила: — Я должна идти…

Не оглядываясь, быстро пошла