— Я помню часть истории, но не всю, — сказал Соран. Он взглянул в сторону на спящего ребенка и понизил голос. — Как я ее понимаю, двести лет назад, во времена Обета, Лодираль отказался отдавать смертную жену. Это чуть не разрушило хрупкие переговоры о перемирии. Но ни одна сторона не могла двигаться вперед без короля Аурелиса, так что смертные маги и правители решили позволить Дасире оставаться с мужем, но при условии, что у них больше не будет детей. А их сына, принца Кастиена, должны были отдать Мифатес.

Сердце Ниллы похолодело.

— Чтобы его убили?

Соран покачал головой.

— Лодираль и его королева не согласились бы на такое. Нет, его должны были удерживать. Подавлять его магию, делать его нормальным, не опасным. В мире его матери его смертность быстро проступила, и он прожил бы только обычное количество лет. Может, он всегда был бы немного красивее, немного сильнее и ярче сверстников, но он жил бы и умер как смертный, избавив мир от своей силы до того, как она раскроется.

— И… там он был все это время? С мифато? — Нилла облизнула сухие губы и убрала волосы с лица. — Но в этом нет смысла. Обет был подписан триста лет назад. Он должен был умереть от старости.

Соран склонил голову.

— Перед тем, как юного принца должны были отдать смертным, он был похищен.

Глаза Ниллы расширились.

— Лодираль?

— Так верили. Лодираль настоял, что оставит смертную жену, чуть не дошло до кровавой войны, и многие думали, что он украл бы своего сына, а не отдал его смертным, которых так ненавидел. Скандал чуть не разрушил Обет, когда он только зародился, — Соран отклонился на стуле, кулак в нилариуме еще лежал на столе. — Но после расследований было определено, что ребенка убили. Королева Дасира была в отчаянии. И Обет подписали, а ребенка посчитали пропавшим.

До этого.

Эти слова не были высказаны, повисли в воздухе, Соран и Нилла посмотрели на своего спящего гостя. Он выглядел невинно в тусклом свете огня, рука обвила виверну, лицо расслабилось во сне. Он мог быть центром политических интриг? Может, все это было ошибкой. Может, это были просто дикие догадки Сорана.

Но мальчик узнал магию королевы Дасиры. И, не показывая свою магию, он управлял той магией так, как Нилла не считала возможным.

— Смешение крови Лодираля с кровью его жены-мага привело к редким способностям ребенка, — сказал Соран. — Гибрид, какого не видели миры. Мифато было бы сложно сдержать его. Нет… — Соран поджал губы, медленно качая головой. — Вряд ли он был все это время в мире смертных. Его держали где-то в Эледрии. Под сильным замком, и даже Лодираль и силы Аурелиса не могли его найти.

— Думаете, он — причина волшебной бури? — тихо спросила Нилла. — Такое возможно?

— Вероятность велика. Если чары, которые удерживали его, были такими сильными, как я думаю, их разрыва хватило бы, чтобы пробить несвоевременно брешь в реальности между этим миром и квинсатрой.

— Несвоевременно?

Соран посмотрел на нее.

— Например… если лорд фейри, который создал чары оков, был неожиданно убит. Жестоко. Силы хватило бы, чтобы разбить даже сильные чары.

Нилла открыла рот, но не могла задать вопросы, подступившие к губам. Ей не нужно было. Она знала, о чем он думал.

Когда Соран выпустил Деву Шипов в Нинталор, сколько народа Кириакоса она убила? Кириакос мог погубить под ее натиском?

Кириакос, который был против Обета, против королей и королев Эледрии.

Кириакос, который собирал ибрилдианов.

Нилла вздохнула, отклонилась на стуле. Это было догадкой. У них не было доказательств. Но если ребенок был принцем Кастиеном…

— Что нам делать? — спросила он, хмурясь, глядя, как мальчик ворочается во сне, виверна уткнулась носом в его шею. — Передать послание королю Лодиралю?

Она застыла. Осознание било, как удар по животу, и она не могла заставить себя смотреть в глаза Сорана. Это был рычаг, в котором он нуждался. Если ребенок был тем, как думал Соран, можно было давить в переговорах: жизнь принца в обмен за жизнь Сорана.

Желудок Ниллы сжался. Мысль была гадкой. Но четкой. Она знала, не глядя на мага, что он думал о том же. После всех этих лет мучений он получил инструмент, которым мог освободиться?

Он этим воспользуется?

— Мы ничего не будем делать, — Соран нарушил тишину. — Пока что. Мы позаботимся о мальчике, пока не пройдет буря. А потом вы, мисс Бек, вернетесь в Вимборн, пока мост еще стоит. Если он еще стоит. Когда я поверю, что вы в безопасности, я решу, что будет лучше дальше.

Нилла быстро взглянула на него, ее лицо вспыхнуло жаром. Он все еще мог так спокойно говорить о том, что она уйдет?

Но разве был смысл спорить? Ей нужно было уйти. Она знала. Не ее дело, что будет с Сораном или ребенком. Ее делом было защитить папу. И все. Добавлять сложности было глупо.

Она скрестила руки и повернулась к мальчику. Одна ладонь нащупала медальон под тонкой тканью одолженной рубашки.

Ее варианты были простыми, следующие решения были ясными.

Но она не могла отрицать тень страха на ее душе, как хищную птицу, готовую терзать.

* * *

День тянулся, один час медленно полз за другим.

Нилла дала огню стать низким, экономила их запах бревен, в комнате было мрачно. Порой неестественный свет сверкал за высокими окнами, гремела магия. Хоть это звучало далеко, Нилла ощущала, что буря даже сейчас бушевала в небе сверху.

Когда шум пропал, опустилось странное спокойствие.

Нилла старалась занять себя мелкими делами — чистила котелки и сковороды, расставила припасы. При этом она поглядывала на мальчика, спящего спокойно. Его лицо было странно мирным, лежало на боку виверны. Мучения, которые он испытал в море Хинтер, казалось, были смыты. Пока что.

Соран поднялся к себе, допив чай. Он оставался там весь день, занимался своими делами. Наверное, тоже коротал время мелкими заданиями, как она. И избегал ее общества.

Нилла презрительно посмотрела на пустую лестницу, а потом на камин, полки и потрепанную посуду. Она сделала с ними все, что могла, еще и подмела. Что теперь?

— Я не хочу сидеть тут и медленно сходить с ума, — она оставила метлу в углу и отряхнула руки об штаны, идея появилась в голове.

После решительных поисков она нашла свою сумку в шкафу поверх стопки книг заклинаний и сунула руку внутрь, чтобы ощутить переплет своей пустой книги заклинаний и грубые щетинки своего пера. Улыбка задела ее губы.