Это я удачно «отмахнулся», ничего не скажешь.

Прошло два часа, начало светать. На востоке небо окрасилось в нежные розовые тона, которые постепенно сменялись ярко-оранжевым цветом. Но мне было не до восхищения красотой восхода солнца. Я чувствовал себя выжатым, словно лимон. Силы покидали меня, и я с трудом удерживал защиту. К тому же, у нас начали заканчиваться боеприпасы.

Вскоре подмога всё-таки прибыла, но она была отнюдь не такой, какую мы ожидали. Я посмотрел в сторону, где примерно в километре от нас стояли наши «союзники». Они уже заняли выгодные позиции, но… не спешили к нам на помощь.

— Смотри, дядь Кирь, — сказал я, протягивая Скале бинокль и указывая на дальний склон горы, где в свете восходящего солнца мерцали разноцветные флаги. — Узнаёшь?

Скала взял бинокль и, внимательно изучив местность, кивнул.

— Узнаю, — сказал он. — Это флаги графов Шенка и Рихтера. Рода известные, старые. И, что немаловажно, — влиятельные. Род Шенков известен своими военными традициями. Почти все мужчины в их семье — военные. Что же касается Рихтеров, то они славятся своим умением заключать выгодные союзы.

— Хм… — протянул я, задумчиво потирая подбородок. — Как думаешь, им можно доверять?

— Я склоняюсь к тому, что да, — ответил Скала, возвращая мне бинокль. — Всё-таки это не какие-то захудалые аристократишки. У них есть репутация, которую они не хотят терять.

— Понятно, — кивнул я. — А почему они, собственно, не приходят нам на помощь?

— А ты попробуй догадаться сам, — усмехнулся Скала. — Ты же умный парень.

Я нахмурился, пытаясь понять, о чём он говорит.

— Приказано не вмешиваться?

— Скорее всего, — кивнул Скала. — Готов поспорить, им сказали, что мы уже мертвы. И что противник должен занять этот участок. Поэтому они стоят там, и не спешат вступать в бой, — он сделал паузу, а затем, глядя мне в глаза, добавил: — Теодор, тебе нужно понимать, что война — не просто стычка двух государств. Это игра власть имущих. И в этой игре у каждого своя роль, свои интересы.

Я посмотрел на поле боя, заваленное телами погибших, и тяжело вздохнул.

— Надеюсь, это не та самая история, когда империи проигрывают войны из-за командующих-идиотов?

На душе у меня было неспокойно. Я понимал, что ситуация — критическая, и мы находимся на грани поражения. Но, на самом деле, самый сложный этап — только в начале, в первые семьдесят два часа. Если не пропустить врага, продержаться, то Лихтенштейн успеет подготовиться, и стянуть все свои силы на нужные точки. Но даже так, Австро-Венгрия сейчас явно воюет не всерьёз, а скорее прощупывает почву, чтобы посмотреть на реакцию Российской Империи. Я очень надеюсь, что от Империи ответ поступит в кратчайшие сроки. И этот ответ будет таким, которого сейчас ждёт весь Лихтенштейн.

Мои размышления прервал Скала, который, внезапно вскочив, крикнул:

— Вертушки!

Я поднял голову, посмотрел в небо, и увидел, как в нашу сторону, словно хищные птицы, летят два австрийских боевых вертолёта.

— Достану их! — крикнул Скала, прильнув к прицелу винтовки, но я остановил его.

— Нет, дядь Кирь, не трать патроны, — сказал я. — Я сам с ними разберусь.

Я сконцентрировал свою силу и с оттолкнул от себя каменное копьё, которое только что создал. Оно взмыло вверх и, со свистом рассекая воздух, угодило точно в один из вертолётов.

Машина, вспыхнув ярким пламенем, рухнула вниз, разлетаясь на мелкие обломки.

Второй вертолёт, заметив, что его напарника подбили, резко снизился, пытаясь уйти от огня. Но я, не теряя времени, используя свой Дар, «схватил» его, словно игрушку.

Пилоты, наверняка с удивлением ощутив, что их машина перестала слушаться управления, начали лихорадочно дёргать штурвал, но всё было бесполезно. Вертолёт, повинуясь моей воле, развернулся, нужные пусковые контакты замкнулись, и все ракеты — а их там было семьдесят две штуки, — выстрелили в сторону горы, где располагались австрийские войска.

Ракеты, со свистом рассекая воздух, полетели в разные стороны, уничтожая вражеские огневые точки. Затем я, скрипнув зубами и приложив последнее усилие, направил и сам вертолёт в сторону окопавшихся противников. Раздался взрыв, и вертолёт, разлетевшись на мелкие осколки, превратился в пылающий костёр.

Я устало опустился на каменный пол, и тыльной стороной ладони вытер хлынувшую кровь из носа.

Ещё через час, после того как мы отбили очередную атаку австрийцев, ситуация стала по-настоящему критической. Боеприпасы закончились, несколько машин, которые мы использовали для перевозки, были выведены из строя.

Теперь я использовал свой Дар не для того, чтобы уничтожать противника, а для того, чтобы помогать своим людям. Ведь я видел поле боя, как на ладони, отслеживал каждое движение врага, каждый выстрел. И в то же время видел все наши ресурсы. Я заставил автоматы, лежавшие рядом с телами погибших противников, полететь в нашу сторону. Следом за ними полетели магазины и гранаты. Я почувствовал себя своеобразным «начальником склада», подтягивая к нашим позициям оружие и боеприпасы со всего поля боя.

Мои гвардейцы отстреливались, а я, с помощью магии, «подбрасывал» им всё, что могло пригодиться. Но… долго так продолжаться не могло, ведь мои возможности не безграничны. Мой магический источник был ещё недостаточно силён для таких баталий, один против всех.

— Теодор, нам нужно отступать, — сказал Скала. — Мы не выдержим ещё одну полноценную атаку.

Я взглянул на его усталое лицо, покрытое потом и сажей.

Нужно было срочно что-то придумать. И у меня возникла одна безумная идея…

Граница княжества Лихтенштейн

Восточный фронт

Граф Генрих Шенк, крепкий мужчина с седыми висками, но пронзительным взглядом, нетерпеливо ёрзал на походном стуле, сжимая в руке чашку с остывшим кофе. Напротив него, за столом, заваленным картами и документами, сидел его старый друг и соратник, граф Густав Рихтер.

В штабном шатре царило напряжённое молчание, нарушаемое лишь треском поленьев в походной печи. Шенк невольно бросил взгляд на карту, развёрнутую на столе. Она напоминала лоскутное одеяло, раскрашенное