Марина встала рано, ещё солнце не всходило, — возилась возле печи. И Михаил давно уже не спал, лежал молча, тихо. Но скрипнула кровать, и Марина отозвалась:

— Вы не спите?

— На том свете высплюсь, — грустно пошутил Михаил. Добавил обычное: — Порядок! Чего там…

Марина поставила перед ним картошку с жареным салом, солёные огурцы. Гость потянул носом, улыбнулся.

— Благодать. Картошечка. Будто нет ни войны, ни смертей. Лежи, картошечку ешь, кому война, а кому мать родна.

— Конечно. Особенно вам «благодать»… Завтракайте… В дорогу пора.

Когда Михаил поел, Марина разбудила Гришу.

— Куда это, мама, в такую рань?

— Вставай, сынок, надо собираться в дорогу. — И мать тихо скрипнула дверьми.

Михаил Швыдак сидел на лавке уже одетый, виновато и как-то болезненно улыбаясь. Словно не мог понять, как он очутился у этих людей. Михаил как бы извинялся этой улыбкой, мол, не победителем возвратился в их хату, а немощным, раненым.

— Вот так, брат.

Во дворе раздался топот. Гриша припал к окну, В утреннем мареве узнал Мыколая. Тот, переваливаясь с боку на бок, шёл к двери.

— Дядя, спрячьтесь! Лягте, накройтесь рядном!

И почти силком потащил Швыдака к кровати, накрыл рядном с головой. А сам снова к стеклу припал. Мать остановила Мыколая на пороге.

— Почему в хату не пускаешь? — басит Мыколай и хлопает кнутом по земле.

— Спят ещё там. Малого разбудишь, — вырвались первые пришедшие на ум слова. — А чего это тебя принесло до света?

— Служба…

— Разве ты уже на службе? — удивилась Марина.

— Ага… Считай, на службе. Вчера вечером начальство приехало из районной управы. Назначили меня. Приказано всем в поле выходить, молотить надо.

— Ой, как же я пойду? Вот собралась в лес, за дровами, видишь, запрягла уже…

— Большое дело. Гришку пошли. Взрослый почти. Скоро к девчатам бегать будет… Только смотри, сейчас же в поле. А то новая власть не станет панькаться. Это тебе не Советы… Сейчас же…

Мыколай ещё о чём-то разглагольствовал, пуская в лицо матери махорочный дым. Наконец потопал к воротам.

— Ой, я чуть не умерла! — вбежала Марина. — Новая власть начинает шевелиться. — И Грише: —

Вот что, сынок, слышал, что говорил Мыколай? Так вот. Повезёшь дядька к Чистому озеру. А если наскочишь на этих пройдох Налыгачей — за дровами, скажешь. А возле Чистого озера тебя встретят…

И словно только теперь поняла, в какое опасное путешествие посылает сына.

— Сможешь?

Да он с закрытыми глазами…

— А можно с Митькой?

Мать посмотрела на раненого, мол, в этом деле вы, лейтенант, больше понимаете.

— Не стоит, Гриша… Лишние люди, лишние глаза…

— Дядя, Митька… не лишний…

— Понимаю, понимаю… Друг и тому подобное… Но лучше один. По дороге расскажу почему.

— Вот и хорошо, — вздохнула Марина.

Хорошо ли? Кто его знает, как оно получится.

Впервые отправляет ребёнка на такое дело. А если Налыгачи пронюхают? А если они ненароком встретят, в соломе пороются? Ой, даже жутко стало… А может, не идти в поле, а Михаила отвезти самой?.. Но не пойдёшь на работу — подозрение упадёт… Нет, наверное, безопасней, если всё-таки Гриша поедет.

Марина осторожно подхватила раненого, повела.

— Давайте, Михаил, потихоньку…

Кусая губы, Швыдак попрыгал на одной ноге в сени. Прямо возле порога стояла подвода. Мать быстренько уложила Михаила, присыпала сверху соломой.

— Выздоравливайте скорее, счастья вам, — прошептала.

— Спасибо, Марина, — еле слышно произнёс лейтенант из-под соломы.

Гриша взялся за вожжи, солидно гикнул. А мать вдогонку, чтобы слышали на Поликарповом подворье:

— Смотри там, сынок! Топор не забыл?.. Да, гляди, трухлявину не вези!

Гриша взмахнул кнутом. Серый пошёл быстрее, подвода запрыгала на выбоинах.

— Гриша, Гриша, тише, — застонал Михаил.

Мальчишка побледнел. Он как раз поравнялся с

Поликарповой хатой. На пороге стоял старый Налыгач, сверлил малого прищуренным глазом.

— Куда это ты, банда, так рано?

— За дровами, — сухой, шершавый язык еле-еле шевельнулся во рту.

— Так, так, так. Ещё глаз не продрал, а уже за дровами? Хозяйственным ты стал!

Ни жив ни мёртв ехал Гриша к лесу. Только когда подвода спряталась в зарослях лещины, пришёл немного в себя. Разгрёб солому, освободил раненому лицо.

— Пронесло?..

Хотел было подняться лейтенант, но мальчишка запротестовал:

— Лежите, а то вдруг кто-нибудь встретится», Налыгачу скажут — ехали, мол, вдвоём…

— Лежу, — согласился лейтенант. — Испугался?

— Немного…

В лесу было так тихо, так мирно, так празднично, что Грише показалось — нет проклятых фашистов, нет страшной войны. Медленно, словно невесомые, падают жёлтые кленовые листья с темноватыми прожилками. Дрожит осина и рассыпает вокруг круглые красные пятачки — листочки. А берёзки, точно девчонки, надели цветастые платки и кружатся в медленное танце.

Их Таранивку нельзя представить без леса. Ягода на Столе откуда? Из леса. А чем лечит мама от простуды Гришу и маленького Петьку? Вареньем из лесных ягод. Откуда тепло в хате? Из леса. Лес всё для полещука…

Гриша больше всего любит берёзки. В березняке всегда весело, светло, солнечно. Бабушка так хорошо говорит о лесе: «В еловом лесу грустить, в сосновом-молиться, а в берёзовом — веселиться». Действительно, в еловом лесу печально и темно, потому что солнце туда не заглядывает и птица не поёт там. В сосновом всегда торжественно, величаво, сосны растут высокие и гудят, будто огромные шмели. А в берёзовой роще, правду говорит бабушка, только веселиться.

Где-то далеко, в голубом небе, надрывно завыл самолёт и сразу напомнил о действительности…

— Так это вы вчера — в лесу?.. — повернулся Гриша к Швыдаку.

Михаил искоса глянул на свою забинтованную ногу, вздохнул, нахмурился.

— Драпали фрицы? — не унимался Гриша.

— Кто побыстрее…

— А кто нет?

— Ну, тот землю нашу ест… Мы их в гости не звали… Вот и «угощаем» тех, незваных…

А он, Гриша, «угощает»? Наверное, да. Пусть не пулями, но кое-чем «угощает». Например, вот сейчас он выполняет боевое задание… И Грише хочется рассказать об этом родному лесу, хотя бы вон тем славным липам-сёстрам. Выросли они вшестером из одного корня, выросли, но так и не разошлись, держатся вместе.

Между бронзовыми стволами сосен заблестел холодный плёс Чистого озера. Гриша остановил Серого, пристально осмотрел поляну, прибрежные кусты. Как будто тихо. Но враги могут прятаться и в кустах, и в зарослях лещины… Вот и Серый повернул в ту сторону голову, раздуваются ноздри, прядает ушами… Вдруг ветви раздвинулись. Гриша судорожно дёрнул Швыдака за рукав.

— Свой, — успокоил тот. — Видишь, лента красная на шапке…

— Дядько Антон? — И верил и не верил Гриша, когда бородатый подошёл ближе.

— А кому ж ещё встречать тебя в лесу? — как равный равному