Вся эта бумажная волокита вскоре мне так надоела, что я готов был возненавидеть весь белый свет за свою судьбу, на что не раз жаловался своим товарищам.

Я не понимал, почему Чурилов так излишне строг и за что он постоянно придирается ко мне?

Однажды я собрался с духом и зашел к нему в штабную палатку. Я решил высказать ему все, что накопилось у меня в душе. Пусть, думал я, будет, что будет. Может быть и освободит меня от такой нагрузки.

К великому моему удивлению политрук выслушал меня спокойно, даже несколько флегматично. Он словно заранее знал, что я скажу, поэтому опередил меня, начал отвечать на все мои вопросы, роящиеся в моей голове. Чурилов был хороший психолог:

– Это правильно, что ты пришел ко мне. Я, честно говоря, ждал этого разговора. Только не знал, когда именно он произойдет. Попробую тебе все объяснить, а ты постарайся меня правильно понять.

Поставь себя на мое место. Допустим, ты – Чурилов, а я – Демин. Я прибыл к тебе в роту. Все знают, что мы с тобой не только земляки, но и хорошо знакомы, кроме того, я друг твоего отца. Как посмотрят на меня твои, то есть мои, товарищи?

– Нормально посмотрят…

– Хорошо, следующий вопрос. А как ты будешь относиться ко мне? Как-то, по-особенному, выделяя меня среди других бойцов, то есть, делая мне послабления или построишь со мной отношения так же как и с другими?

– Конечно, так же как и с другими! – выпалил я. Именно эта мысль мне пришла в голову первой. – В честь чего я Вас буду выделять?

И тут понял, что увлеченный разговором, я совсем забыл о своих обидах, приведших меня сюда. Я как бы посмотрел на себя со стороны, отбросил свои эгоистические замашки.

– Ну, вот ты сам и ответил на свой вопрос! – рассмеялся политрук. – Ведь ты за этим приходил? Хотел узнать, почему это земляк так нагружает тебя работой? Ведь так?

– Так, – смущенно пробормотал я.

Мне вдруг стало стыдно за свои мысли. Больше говорить и спрашивать было нечего.

– Я все понял, товарищ политрук! Разрешите идти!

– Иди, Демин. Я рад, что у нас с тобой получился такой откровенный разговор.

Придя в подразделение, я рассказал о нашем разговоре своему товарищу, а затем написал обо всем отцу. Они с Чуриловым стали переписываться. Я старался не подводить отца и служил честно и добросовестно.

Условия жизни в лагере учебного полка были максимально приближены к фронтовым. Почти все наши командиры уже успели понюхать пороху на передовой, поэтому о войне знали не понаслышке. Они хотели, чтобы мы с первых дней своего обучения ощутили на себе все «прелести» походной, фронтовой жизни, чтобы потом мужественно и стойко переносить все ее тяготы и лишения там, в действующей Армии.

Жили мы в землянках и палатках. Штаб, хозяйственные помещения размешались в зданиях и складских постройках, а занятия проходили под навесом, где были врыты в землю столы и лавки. Там же созывались партийные и комсомольские собрания, читались лекции, проводились беседы. А в короткие минуты отдыха в классах мы писали свои письма родным.

Надо сказать, что это небольшое местечко под Тамбовом находилось в прифронтовой полосе: фашисты к тому времени заняли часть Воронежа, а передовая линия фронта проходила всего в 100—120 км от нас.

Враг уже стоял у стен Сталинграда. Планы немецко-фашистского командования на лето 1942 года были следующими: разгромить советские войска на юге страны; овладеть нефтяными районами Северного Кавказа, богатыми сельскохозяйственными районами Дона и Кубани; нарушить коммуникации, связывающие центр страны с Кавказом; создать условия для окончания войны в свою пользу. Постигшие врага неудачи в мае-июне 1942 года в Крыму, на воронежском направлении и в Донбассе немного отрезвили немцев, но не заставили полностью отказаться от дальнейшего осуществления своего гегемонистского плана.

Красная Армия готовилась дать свой решительный бой немецко-фашистским захватчикам у стен Сталинграда. Согласно распорядку дня, в определенное время мы ежедневно прослушивали сводки Совинформбюро, поэтому прекрасно представляли, что происходило на фронтах Великой Отечественной. А если мы в это время находились на занятиях в поле или в карауле, агитаторы записывали содержание сводок на бумагу и позже зачитывали их нам или вывешивали информационные бюллетени на специальных стендах. Каждый из нас рвался на фронт. Положение там продолжало оставаться сложным, напряженным и нестабильным. Под игом фашистов еще находились Прибалтика, Белоруссия, Украина, Молдавия, западные и южные области Российской Федерации.

VI. Боец Воронин

…Новое пополнение повели мыться в полевую баню.

Старшина позаботился о новеньком обмундировании. И когда нас подстригли «под ноль», мы стали выглядеть так однообразно, что без прежней одежды, шевелюр и чубов перестали узнавать друг друга. Форма на нас сидела мешковато, топорщилась. Складок на ней было больше, чем на теле бегемота. Но это было только в первые дни.

Командиры быстро привили нам навыки в обращении с гимнастеркой и портянками. Через несколько дней мы даже старались выглядеть несколько щеголевато, хотя по-прежнему углы плеч выпирали через ткань, а ремень впивался нам в живот, подчеркивая и без того худую фигуру.

Пока шел период нашего становления, командиры не теряли времени даром. Они вызывали каждого бойца в штабную землянку или палатку для проведения ознакомительных бесед. Разговоры велись на самые различные темы: о семье, довоенной работе, событиях на фронте.

Молодого бойца Воронина командир батальона старший лейтенант Мазилов и командир роты лейтенант Гарифуллин приметили сразу.

Они обратили внимание на живого, общительного по характеру, но в то же время неприметного из-за своей скромности паренька. Вокруг него всегда собирались другие бойцы. Где был Воронин, там всегда слышались смех, шутки, песни.

– Вот кто должен быть секретарем комсомольской организации пятой роты, – говорили между собой командиры. – Лучшей кандидатуры не найти.

Вскоре состоялось комсомольское собрание, на котором Володю единодушно избрали секретарем. В связи с новой должностью ему прибавилось хлопот. Он, кроме всего прочего, выполнял много распоряжений и поручений в штабе, где чертил различные схемы, таблицы, учебные пособия.

Володя обладал прекрасным почерком и способностями чертежника. Мне с ним тягаться в этом деле было бессмысленно.

Замечу, что с него, как с молодого бойца учебного пункта, никто не снимал основных обязанностей по овладению «суворовскими навыками трудной науки побеждать и учиться военному делу настоящим образом».

Тактические занятия, физическая, огневая, саперная, строевая и противохимическая подготовка, как правило, проводились ежедневно и очень интенсивно – по 10—12 часов в день на подготовленных тактических полях, полигонах, стрельбище или на импровизированном строевом плацу, который к осени постоянно был залит водой, и нам, прежде, чем приступить к занятиям, подолгу приходилось разгонять лужи березовыми вениками, а только потом маршировать, отрабатывать строевые приемы.

Погода становилась все капризнее. Солнце появлялось в небе лишь на короткое время, чтобы слегка подсушить влагу, а затем все небо вновь заволакивало тучами, и на землю падали крупные капли дождя, который порой длился несколько дней.

Иногда нам казалось, что наши физические и моральные силы находятся на грани истощения, но дождаться «жалости» от командиров было практически невозможно. «Тяжело в ученье – легко в бою!» – неустанно и назидательно повторяли они нам.

Тактическая обстановка на учебных полях была полностью приближена к той, с которой нам впоследствии придется столкнуться на фронте. Нас с первых дней приучали отрабатывать задачи и нормативы в самые короткие сроки, малыми силами. Постепенно, день за днем мы перекрывали их по времени вначале на 10, 30, 50 процентов. Затем стали выполнять их гораздо быстрее, чем положено.

Так, усиленно мы готовились воевать с противником, которого еще ни разу не видели, но знали о нем от наших командиров очень много. И потом добрым словом вспоминали наших сержантов, офицеров за то, что благодаря преподанной науке, мы не погибли в первом же бою. Благодарили за то, что они нас гоняли до седьмого пота,