— Несколько батарей от пулемёта разобрал, — пожал плечами Феймахер, — с холодняком пришлось повозиться, переводя в реакцию, но, в целом, там не сложно. Да ты и сам знаешь, командир.

Нда. Левша самоделкин…. Энтузиаст любитель местного разлива.

— Командир, ты же обязан доложить, — прошептал Хирш, — что со мной будет за это?

Я говорил, что в комнате повисло тягостное молчание? Врал. По сравнению с той тишиной, что навалилась после слов Феймахера, ту, прежнюю, можно считать концертом рок группы с воплями фанатов и прокуренным голосом солиста. Ах, да, ещё и бас гитару с ударными не забыть. И Салют в небе добавить.

Сейчас же, на мои плечи, казалось, рухнуло небо. Облака забились в уши и сдавили мозг. Взгляды парней только добавляли груза. Жизни в них не было. Даже страдания. Только осознание, что здесь и сейчас вершится судьба их брата.

Вершится не на поле боя, к чему мы все готовились. Где всё, как-то прозрачней что ли, понятней. А в разгромленной комнате дворца императора. И судьи здесь не случай, не выучка с удачей, а устав, закон и командир. Трое, как и положено на военном заседании империи.

— С тобой, — я обвёл взглядом всех бойцов, и надавил голосом: — два наряда вне очереди.

Замолчал. Дождался, когда парни выдохнут, а их лица прекратят спор с мрамором, кто ж из них на свете всех бледней, и продолжил:

— Великого князя позабавило произошедшее. Он выразил недвусмысленную благодарность за обнаружение дыры в защите.

Я снова обвёл всех взглядом и остановился на Гусаре.

— А вот гвардейцам не повезло. У них теперь начнутся серьёзные такие учения, до крови из носа и потери пульса, — Миша, кажется, понял, о чём я, и кивнул, но я всё же закончил: — они не знают, кто конкретно виноват, так что их гнев распространится на всех нас, но ты, Гусар, прикроешь Хирша. Так прикроешь, чтобы его эта ситуация не коснулась.

— Так точно, — кивнул Миша, — исполню.

— Так что не отходи от него ни на шаг, это твой наряд, и никакой медицины в шутках.

— Понял.

— Что же касается заряда, — я на секунду замолчал, вдохнул, и мотнул головой. — Если о нём кто-то узнает, то наезды гвардии покажутся нам детскими шалостями. Поэтому, — я вытянул вперёд правую руку, — о нём никто не узнает. Ни одна живая душа.

— Согласен, клянусь, — Гадел накрыл мою ладонь своей.

— Клянусь, — повторил движение Татарина Гвоздь.

— Клянусь.

— Клянусь.

— Клянусь.

Все до одного вытянули руки. Наши ладони образовали пирамидку, и я накрыл её своей второй рукой, создав огромный замок.

— Так и будет, — припечатал я.

— Братья навсегда, — прошептал Хирш.

— Навсегда, — повторили все до одного и замок распался.

Мы стояли, образовав круг, и смотрели друг на друга. Лица у всех решительные, серьёзные. Ни улыбок, ни слов. Даже не моргал никто.

— Вольно, — просипел я из-за пересохшего горла. — Разойтись.

Развернулись и разбрелись в разные стороны. Побродили бесцельно и, постепенно оживая, принялись наводить порядок.

Фея подвинул диван на место. Гусар телекинезом убрал осколки от лампы и посуды. Гадел вертел в руках части от табуретки. Бобёр собирал яблоки.

— А где Чуватов? — расставив стулья, спросил Гвоздь.

Хм, действительно, где?

— Кто его видел последним? — немного обеспокоился я.

— Да не, он тут был, когда всё началось, — махнул подушкой Пруха.

— Он за мной бежал, я его слышал — Гадел подошёл к шторам и раздёрнул их.

Нашим взглядам предстало окно от пола до потолка, а рядом с ним закрытая дверь.

Татарин замер на месте, и мы подошли к нему. Постояли немного, посмотрели сквозь стекло. Затем я открыл дверь и вышел на балкон.

Плетёный столик, такие же стулья. Полупустой графин вина и Чуватов с бокалом в руке.

— Командир, — он заметил меня, скинул ноги со стола, снял наушники и радостно ощерился, — тут такое по связи! Закачаешься! Кино снимать можно.

Глава 5

Проверки постов, изматывающие марш-броски, внеплановые стрельбы и тактические учения.

Внезапные тревоги, рукопашные тренировки и, даже, инвентаризация!

Карающая длань великого князя не знала пощады и наполнила жизнь гвардейцев императорского рода страданием.

На всех частотах стоял дикий ор. Штабное командование перебрасывало роты и батальоны, полоскало офицеров. Офицеры и в хвост и в гриву драли подчинённых, а на каналах рядового состава стоял сплошной мат — они искали виноватых. И то, что найдут, сомнений не вызывало.

Эх, а настроение такое хорошее: после ядерного соглашения в отряде наступили тишь да благодать. Все топоры оказались закопаны, а обиды прощены. Вот бы до дома сохранить такое состояние дел.

— Мне их даже жалко немного, — протянул Гвоздь, поправляя на стене какие-то полки.

— Да ну, — Гусар бросил взгляд на радиостанцию, что вещала на всю гостиную, и принялся раскатывать ковёр, который приволок Альберт Викторович вместо прожжённого старого. — Пусть учатся службу нести, у них задача не только батарейкой быть.

— Не могу с Вами не согласиться, — поддержал Мишу Альберт Викторович, завязывая в узел грязную скатерть. — Местная гвардия давно обленилась, а тут такой скандал.

Он подхватил звякнувший осколками узелок, выставил его за дверь и вернулся застилать чистую скатерть.

Мировой мужик, надо сказать. Когда он зашёл в покои, даже глазом не моргнул. Сразу же включился в работу. Слуг зазывать не стал, выстроил их в коридоре, и мы просто передавали им разломанное, и забирали новое.

— Найду того морпеха, узлом завяжу! — исторгла радиостанция чей-то вопль. — Ссать лежа у меня будет.

— Давай Слава, давай, ты можешь! — подбадривали его в эфире.

Раздался треск, лязг, протяжный стон, а потом кто-то констатировал:

— Не смог.

— Да, упавший танк толкать, не рябчиков жрать. Дюжину нарядов вне очереди, может, сортир драить лучше выйдет.

— Командир, да он тогда оглушён был, этот чёрт потолок взорвал!

— А ты ему поможешь, сдали оружие, помчались в наряд!

— Хм, забавная трансляция, — Альберт Викторович расстелил скатерть и повернулся к Чуватову, что мониторил частоты и выводил нам самое интересное. — Что за станция?

— Местная, — ощерился Рифкат, — Трудности