лабораторной мышью не хотелось. Уж лучше буду Мышкой-наружкой на прослушке.

– Исключено. Зелье не имеет обратного эффекта. Забитые каналы просто так не раскрываются, – отрезал вампир. – Для этого нужен какой-то сильный внешний толчок. Нервный срыв, высокая доза магического облучения. Лучше всего – пограничное состояние между жизнью и смертью, – начал азартно перечислять профессор.

– Моей? – уточнила я, сглотнув.

– Можно и очень близкого человека, но лучше, конечно, вашей…

После этих слов я тут же мысленно прикинула, чем бы из вещей, которые находились в кабинете, можно утихомирить… А рвение вампира или его всего самого целиком – это уж как придется по ситуации.

Но то ли Ойло сам понял, что увлекся, то ли что-то такое прочел в моем взгляде…

– Извините, – кашлянул в кулак вампир. – Я говорю это к тому, что раз в вашей жизни никаких серьезных потрясений, которые могли бы способствовать прорыву заблокированного дара, не было, то можно считать ваш случай уникальным и требующим детального изучения…

– А если я не хочу… изучаться? – спросила напрямую.

Вампир на такой ответ недовольно выдохнул. Его челюсти сжались так, что проступили желваки, а пальцы сцепились в замок. М-да… Так вот как выглядит недовольство по-вампирьи. Впрочем, это длилось всего пару секунд, а затем… На мне нагло попытались использовать знаменитое вампирье обаяние! Ха! Флер фэйри оказался куда как более концентрированным, и после него чары сына ночи на меня не подействовали. Разве что спать захотелось.

Я зевнула.

Вампир, видимо возлагавший на свой эмпатический дар большие надежды, на мой демарш недовольно поморщился, резко встал из-за стола и, засучив рукава, прошелся по кабинету.

Не удержавшись от ехидного комментария, я произнесла:

– Подвел?

– До этого дня ни разу осечек не было, – в сердцах признался клыкастый и глянул на меня глазами, которые вдруг стали кроваво-алыми.

– Не переживайте, с магами это бывает, – я была сама доброта. Злая, уставшая, мечтающая поскорее отсюда удрать или пристукнуть вампирюгу чем потяжелее, но, фтырх подери, доброта!

Мне показалось, что я услышала скрип стираемой с клыков эмали, а потом Ойло выдохнул:

– Хорошо! Даю сотку за каждый анализ, тест или эксперимент.

Я закашлялась. Нет, чтобы целителю платили за прием – это бывало. Но чтобы наоборот…

– Двести, и я могу отказаться, если исследование мне не понравится, – решила я понаглеть.

А что? «Торг всегда уместен, пока клиент жив», как говорила Марго – моя соседка по койке в приюте.

Вампир что-то рыкнул, пробуравил меня взглядом, но согласился и настоял на том, чтобы увидеться завтра после моей работы для нескольких анализов. Уже выходя из кабинета, я не смогла удержаться от еще одного вопроса:

– А откуда вы знаете капитана Макконахью?

Ойло скривился и все же пусть и нехотя, но ответил:

– Год назад он меня чуть за решетку не посадил. Я поначалу был главным подозреваемым в деле о похищении чакры трех лун у драконов…

М-да… Лучше бы не спрашивала. С такими мыслями я покинула лечебницу. А едва оказалась на улице, как зазвонил переговорный артефакт. Оказалось, что вечер встречи выпускников уже начался и я на него опаздывала!

Поняв, что на чаробусе я буду ехать до ресторана целую вечность, поймала таксомотор. Спустя полчаса я вошла в зал, где собрались ребята и…

– Вход для официантов с другой стороны, – услышала я сбоку и натурально зарычала.

Достали! Сначала на работе с тем, что я в трауре. Теперь на вечере встречи, что это униформа.

– Я гость! – рявкнула не хуже оборотня на стоявшего у входа типа в пиджаке. К слову, костюм у мужика выглядел куда лучше, чем мой.

– Простите, как ваше имя? – уточнил тип тоном, который намекал, что говоривший ничуть не сожалеет о промашке.

– Мишель Форс, – теряя терпение, произнесла я.

Фамилию нашли в списке, и меня наконец пустили в зал. В таком роскошном месте мне бывать ни разу не доводилось. Сверкавшая световыми артефактами хрустальная люстра, бархатные портьеры, белоснежные скатерти на столах…

Я как-то враз почувствовала себя в этом зале… неуместной. Простой деловой костюм не вязался со всей этой натертой до блеска бронзой и латунью, дубовым паркетом и запахом роскоши, который витал вокруг. Впрочем, взгляд скользнул по лицам, знакомым с детства, и стало понятно: не я одна тут такая. На большинстве выпускников нашего года тоже были скромные платья, и они так же, как и я, озирались вокруг.

Но тут ко мне подплыла Селестина, сверкая лучезарной улыбкой. Ее платиновые локоны были уложены в замысловатую прическу, а талия в красном платье, облегавшем, словно вторая кожа, особенно тонкой.

– А вот и ты наконец, – распахнув руки для объятий, протянула она. И когда мы прижались друг к другу, тихо, так чтобы никто не услышал, добавила: – Мышка, что-то случилось?

– У меня не траур, – выдала я самую популярную фразу сегодняшнего дня.

– Уф! Слава небесам! – Сели отпрянула от меня.

– Зато ты выглядишь просто шикарно! – искренне ответила я.

– Еще бы! Я трое суток ничего не еле и не пила, чтобы выглядеть сегодня идеально.

– Хедрик? – догадалась я.

– Он, зараза! – выдохнула обреченно Сели. – Мало того, что в приюте был красавчиком, по которому все сохли. Так сейчас он еще и при деньгах! Представляешь, какая у меня конкуренция! Кстати, за этот банкет платит тоже он. И подарок гарпии от нас всех преподнес.

Подруга посмотрела куда-то в сторону. Я проследила за ее взглядом и увидела Хедрика, а он – нас с Сели и помахал рукой. Я – в ответ. И тут девичья мечта всея приюта двинулся в нашу сторону.

В отличие от Селестины, я в этого высокого темноволосого широкоплечего красавца влюблена никогда не была. Зато, играя в подкидного, от души могла наставить Хедрику щелбанов. Тогда я не подозревала, что в этой голове зреют великие дерзкие идеи. Но после выпуска я поступила на переводчика, а брюнет, у которого был дар, в академию магии. И хотя ему