Шрифт:
Закладка:
– Зелье для защиты от веяний, – назвала я обиходное наименование лекарства. – Оно универсальное, не слишком дорогое и продается почти в каждой алхимической лавке.
– Значит, эликсир Формиринга-торвирха… – задумчиво протянул вампир и прикусил дужку очков, которые снял со своего длинного прямого носа.
– А что такое? – насторожилась я.
Но клыкастый проигнорировал мой вопрос и задал свой:
– А с какого возраста?
– Мне его давали лет с пяти, наверное, – ответила, пожав плечами. – Лекарство выписал целитель в приюте. Тогда все тело стало жутко чесаться, – припомнила я. – А рядом со мной, на соседней кровати, спала оборотница, лисичка. У нее как раз начались первые обороты, вот лекарь и подумал, что на шерсть…
– Вы знали, что назначать его можно с двенадцати лет? – перебил меня вампир. – Если раньше – магические составляющие могут перекрыть начинающие формироваться энергетические потоки, – веско обронил этот… Рейз – дальше что-то там на длинном и аристократическом – и пристально посмотрел на меня.
– Откуда?.. – ошарашенно выдохнула я и во все глаза посмотрела на вампира.
Ко мне медленно приходило осознание того, что, оказывается, у меня есть, точнее, был дар. Ведь клыкастый сказал, что зелье его заблокировало. Но почему тогда сегодня я искрила?
Этот вопрос я и задала Ойло, который гипнотизировал стену взглядом. Сын ночи помолчал немного и, посмотрев на меня, выдал:
– Не знаю. – И не успела я удивиться, огорчиться, возмутиться и вообще испытать всю гамму чувств человека, который только что лишился того, чего, собственно, и не имел, – дара, как вампирюга добавил: – Но это отличный повод, чтобы изучить ваш феномен!
Еще мгновение назад мной владела растерянность. Но последние слова Ойло, произнесенные с азартом и воодушевлением, заставили меня испытать острое желание придушить одного клыкастого оптимиста! Изучатель фтырхов!
Только сейчас я поняла, что передо мной представитель того особого рода целителей, для которых пациенты – не только те, кого надо лечить, но и сосуды. Для хворей. И чем те более загадочны и реже распространены, тем лучше!
Признаться, ощущать себя колбой, в которой плещется требующий тщательного исследования реагент, было не очень-то приятно. Оттого я с надеждой спросила:
– А может, это все лишь какая-нибудь нетипичная аллергия? И во мне нет никакого дара?
Ну жила же я как-то без магии двадцать с хвостиком лет.
– Я скорее предположу, что у вас нет никакой аллергии.
Слова вампирюги заставили меня нервно икнуть. Ничего себе заявочка! Да я со своей непереносимостью шерсти свыклась уже как-то, сроднилась… Никогда не была на месте ребенка, которому говорят, что его родители неродные, но вот обладательницей болячки, которой заявляют, что ее недуг неродной, побывать случилось.
Мое вытянувшееся лицо было, видимо, весьма красноречивым, потому как его аристократическая клыкастость поспешила с объяснениями.
– Видите ли, Мишель… – начал вампирюга, уперев локти в столешницу и сложив пальцы перед своим лицом домиком: указательный к указательному, средний к среднему… – В свое время моя диссертация была посвящена изучению телесных трансформаций магии. И в ходе ее написания я встретил упоминание о сидхе. Так вот, у этих высших фэйри в давние времена случалось так, что сила их дара была такой, что не помещалась в теле. Магия из переполненного резерва стремилась наружу, вызывая аномалии. Малые уродства, если по-простому. У одних дивных это могли быть длинные пальцы, или уродливое родимое пятно на спине, или легкая хромота… Понимаете, к чему я клоню?
– Не очень. – Я нахмурилась, смутно начав догадываться, о чем говорит Ойло, но желая, чтобы он сам все четко озвучил. Без недомолвок, которыми дети ночи славились едва ли не больше, чем фэйри.
– О том, что, возможно, в вашем случае заблокированная магия могла попытаться найти выход. Только аномалия выразилась не анатомически, а физиологически – в аллергической реакции. По принципу наибольшего сопротивления: зелье подавляло избыточный ответ организма на внешний раздражитель, значит, на этот фактор тело сильнее всего и стало реагировать.
Объяснение вампира выглядело вроде бы вполне логично. Но я-то работала в отделе правопорядка и за время службы привыкла подмечать детали.
– Постойте-постойте! – поднимая руку раскрытой ладонью вперед, произнесла я, словно Ойло не сидел в кресле, а мчался на меня на полной скорости. – Но у вас небольшая несостыковка. Я сначала начала чесаться, а потом мне назначили зелье. То есть у меня все же была аллергия.
– А как у вас сегодня проявилась магия? – видимо не желая расставаться со своей прекрасной и почти стройной теорией, возразил профессор. – Эйфория, похолодели кончики пальцев или все же это был зуд?
И тут-то я припомнила, как у меня начало жечь все тело. Тогда я списала это на раздражение. Все же Норрис изрядно взбесил меня тем, что растрепал всему отделу о моем якобы трауре.
Я, пока вспоминала, сидела в кресле, склонив голову и изучая носы своих кроссовок. Но тут резко подняла взгляд и увидела, как губы Ойло тронула тонкая улыбка. Такая, какая бывает у того, кто уже знает ответ.
– Зачем вы спрашиваете, если уже в курсе? – Я сложила руки на груди и прицельно посмотрела на профессора.
– Дело в том, что результаты анализов и тестов не могут врать. В отличие от вашего мозга, который лжет сам себе. Если честно, впервые встречаю человека, который так рьяно не хочет поверить, что у него есть магический дар, но нет болезни!
– Еще скажите, что на мне проклятий нет, – фыркнула я и тряхнула головой. Светлые волосы тут же рассыпались по плечам.
– Увы, есть. Хотя и не полноценное, а лишь фоновое. Но не переживайте, этот цвет волос вам очень идет, – не подозревая, что наступил на мою больную мозоль, заверил Ойло.
А дело в том, что никакие краски, эликсиры и притирки не позволяли мне перекраситься. Что бы я ни пробовала, шевелюра всегда оставалась вот такой – белой, с сиреневым отливом. А ведь порой так хотелось побыть брюнеткой или шатенкой…
– Ну раз мы выяснили, почему у меня аллергия и что она из-за зелья, может, мне просто перестать его пить и все само собой как-нибудь постепенно наладится? – все еще лелея зыбкую надежду улизнуть из загребущих вампирьих когтей, спросила я.
Все же быть
