Александр вопросительно посмотрел на него.

— Ты смотрел фотографии? Ничего не заметил?

— Нет. А что?

— Там, где вы вдвоем с Натальей стоите, на заднем плане еще чья-то физиономия прилепилась.

Александр озадаченно высыпал на столик все фотоснимки. Действительно, позади Натальи, слегка затуманено проявилось чьё-то лицо. Александр поднёс снимок ближе к свету и поразился: этим туманом оказалось лицо Евгения.

Александра бросило в холодный пот. Он перебрал все до единой фотографии, и на всех, где присутствовала Наталья, рядом неизменно пребывал расплывчато-туманный образ Евгения, как мистическое напоминание о его горячем желании «остаться с нею навсегда».

СКАЧОК В ВЕЧНОСТЬ

Рэм продвигался медленно и тяжело. Длинная, уходящая во тьму галерея была сильно наклонена. Рэм чувствовал это каждой клеточкой. Дышать становилось всё труднее. Спертая, застоявшаяся атмосфера узкого тоннеля прерывала дыхание. Можно было прихватить с собой пару небольших баллонов со сжатым воздухом, но Рэм отказался от них сразу же, знал, что они станут только обузой, и оказался прав: потолок галереи был так низок, что приходилось ползти на корточках. К тому же ноги скользили по гладким отполированным плитам, и Рэму, чтобы не скатиться вниз и не повредить себе что-нибудь, надо было цепляться за небольшие выемки в стенах.

Огонь скромного факела дрожал и извивался, отбрасывая пляшущие тени вокруг, но даже и он рассеивал вековой мрак с трудом. Рэм двигался минут, наверное, сорок — не меньше, но конца так и не было. Казалось, тоннель уходил в бесконечность, однако Рэм и не думал возвращаться, считая, что двигается по верному пути. Интуиция редко когда подводила его. Не обманула она ни на раскопках возле Дакки, ни около Луксора. И если б не эта его завидная прозорливость, кто знает, был бы он сейчас вообще жив, ведь предусмотрительные цари Древнего Египта неспроста расставили в своих гробницах всевозможные ловушки: от многометровых штольнь до извилистых тупиковых коридоров — кто-нибудь да попадется в них, ослепленный безумной алчностью. Скелеты наиболее беспечных давно пылятся в замысловатых лабиринтах. Гениальные архитекторы словно играли этими ходами, залами и шахтами, словно в своем воображении гнали корыстного грабителя длинными, идущими в никуда коридорами. И действительно, надо быть либо Хемиуном, либо Имхотепом, чтобы так искусно уберечь своих царей. Но даже предусмотрительность редко спасала погребенных от глумления. Имя царицы Хатшепсут умышленно стерли или вырубили почти на всех дошедших до нас памятниках, надгробиях и обелисках. А ведь по представлениям древних египтян исчезновение имени человека влекло за собой исчезновение самой личности в Вечности…

Рэм чуть передохнул и снова двинулся дальше. Когда же он, наконец, завершится, этот бесконечный лаз в неизвестность? Судя по многовековому слою пыли, давненько здесь никто не бывал, хотя разбитая плита у входа говорила о том, что когда-то в проход проникали. А может даже, и проникли, и Рэм битый час потратил всуе, к тому же не предупредил никого наверху, что спускается в захоронение. Случись с ним что — никто не спасет. И надо быть, скорее всего, безумцем, чтобы одному сунуться в могильный зев.

Становилось всё жарче. Жарче и душнее. Но Рэм не обращал на это внимания.

Тут ему показалось, что где-то неподалеку от него что-то стукнуло. Рэм замер, прислушался, невольно перенеся вес своего тела на одну из опорных рук, чуть повернул голову, напряг слух, но ничего больше не услышал, кроме собственного сильно бьющегося сердца. Только почувствовал, что на него надвигается страх. Исподтишка, из небытия.

Рэм захотел весь сжаться, свернуться в один упругий комок, чтобы сохранить в себе хоть каплю смелости и успокоиться, но на неровной поверхности сделать это практически невозможно. Рэм поскользнулся, упал на бок и покатился по лазу вниз, в темноту, в неизвестность…

Очнулся в пещере, высеченной, как ему показалось, в скале. Пещера была пуста, и всего один ход вел сюда — тот, по которому он, вероятно, катился.

Неужели тупик? Неужели он ошибся, и хваленая интуиция его подвела? Рэму не верилось. Так не должно быть. Так не бывает. Он чувствовал, что шел правильно, что не мог так обмануться!

Рэм стал внимательно осматривать стены, обшаривать трещины, выпуклости и расщелины. И потолок, как показалось ему, был глухой, и пол сплошной — ни выемки, ни щели.

В отчаянии он стал рукояткой лопатки, которую прихватил с собой, обстукивать стены. Каждый дециметр, каждый выступ и впадину.

И вдруг, почти у самого пола рукоять углубилась. Не легко, не сразу, но плавно что-то сдвинула, утопила. И тут же пошел вниз, под землю, метровый куб, подогнанный в стену так тщательно, что Рэм не мог его даже прощупать. Пошел и открыл новый ход, не менее узкий, чем предыдущий, и такой же темный, такой же мрачный.

Рэм сунул туда факел. Ход явно уходил дальше. Раздумывать нечего. Он втиснулся в узкий проход и вскоре оставил пещеру позади. То, что открылось ему через несколько минут, превзошло все ожидания.

Склеп, в который привел его тайный ход, оказался чуть больше предыдущей пещеры. Свет факела выхватил из темноты нанесенный на стену рельеф. На нем изображалось некое шествие.

Рэм сразу обратил внимание, что склеп необычный, не гробница — тут не располагался саркофаг, да и рельеф изображал не умершего. В центре его, почти двухметровой высоты, величественно застыл сам бог смерти Анубис. Разве можно было не признать эту царственную осанку, черную, гордо вскинутую морду шакала-собаки? «Владыка Ра-сетау (Царства мертвых)», «Стоящий впереди чертога богов»! Даже когда Осирис затмил божество Анубиса и перенял важнейшие его привилегии (вместе с эпитетами), Анубис продолжал оставаться немаловажной персоной в Царстве мертвых — он готовил тело к бальзамированию, мумифицировал его, а затем превращал в «ах» — блаженного, просветленного небожителя. А здесь, на рельефе, Анубис прежний, царственный. Мир еще не чтит Осириса. Царство мертвых, Царство тьмы у его ног!

Рэм стал светить дальше. Все остальные фигуры шествия, в отличие от громадного, выпуклого изображения Анубиса, оказались небольшими и углубленными. Справа один из участников шествия нес черную фигуру шакала — олицетворение Анубиса. За ним шли вереницы носильщиков, нагруженные вещами умершего, несли сундуки с одеждой и украшениями, мебель, оружие. Такая же вереница приближалась к богу с левой стороны. За носильщиками