Ух ты ж… Мать моя — майор госбезопасности! А ведь правы были чукотские учёные, утверждавшие: «Если оленя даст копытой в зубы, то самая болтливая геолога спать вырубается. Однако». А у меня тут не копытце, металлическая болванка, однако.

Короче, нормально так втащил. Но как учат нас всё те же чукотские учёные: «Лучше бей, однако, два раза, вдруг очнётся рано и водкой делиться надо, скажет. Геолог живучий, бензина пьёт и не горит». Так что лучше добавить, чисто на всякий случай.

— Хватит! Приказываю немедленно прекратить! — выкрикивает Эдем.

— Чего? — я аж замер с кувалдой на плече.

Посмотрел на красную физиономию дядюшки, на хмурящегося с плотно сжатыми губами деда, на кучку прекративших всякие рыдания девиц. В очередной раз согласился с мыслью, что сиськи это сила. И показав в сторону глубокоуважаемого собрания средний палец, в надежде, что сами разберутся кому письмо, в седьмой раз втащил кувалдой по хребтине Олевара.

— Егор, а ты не увлёкся? — недовольным голосом вопрошает Всеслав.

— Я что виноват, что он никак дохнуть не хочет? — возмущаюсь. — Что у вас тут творится? Бога Войны грохнуть проще, чем кузнеца!

— А-а-а! — дед расплывается в улыбке. — Так ты молотом его не убьёшь. Это же его оружие.

— А, тьфу! — возмущённо сплёвываю. — А раньше сказать нельзя было?

— Я думал, ты злость на нём вымещаешь, — передёргивает плечом, скривив рот.

— Вот спасибо, — недовольно швыряю кувалду в Олевара. Тот что-то недовольно булькает, наверное, сказать что-то хочет. Но, увы, к болтовне у него пока иммунитет, три удара по кумполу даром не прошли.

— И этим ты его тоже не убьёшь, — усмехается дед, глядя на ножи в моих руках.

— В смысле? — хлопаю глазами. — Грохара убил, а его не могу?

— А кто сказал, что ты убил Грохара? — приподнимает бровь Всеслав. И не дожидаясь вопросов, поясняет: — Вывел из строя, это да. Лет на пятьсот. Бога убить не так просто, внук. Твои ножи вообще для этого не приспособлены были.

— Вот и я о том же, — вклинивается Эдем. — Хель не имела права забирать Грохара.

— А это не тебе решать, братец, — качает головой Всеслав. — Оружие у Егора было не совсем простое.

— Согласен. Демонов, вампиров и прочую нечисть убить можно, но не бога. Пусть даже временно. Так что Грохара надо вернуть.

— Так к силе оружия ещё и сила убийцы плюсуется.

— Ты хотел сказать дурости? Этого в нём полно, спору нет.

— А что поделаешь? Избаловали мальчонку, — дед огорчённо машет в сторону, закативших глаза, бабулек. — Но ты забываешь одно. Кроме силы оружия есть ещё и ритуал.

— Да какой там ритуал? Это же читерство! Ты что делаешь, скотина? — орёт, заметив, что я воткнул в спину Олевара оба меча.

— Рраф! — очнулся Пух, возмущённый тем, что его драгоценного хозяина обзывают плохими словами.

— Чего? — невинно хлопаю глазами. — Проверить же надо было, вдруг бы сработало. Пусть не убил, но смотри, как корёжит убогого. Получше, чем от кувалдометра.

— Да что ты себе позволяешь⁈ — вскакивает какой-то бородатый бог, с первого ряда. — Выгнать его и дело с концом.

— Р-р-р! — скребнув когтями по полу так, что полетели не только крошки, но и искры, оскалившийся Пух, собрался на разборки в зал.

— Хватит! — Эдем вскидывает руки. — Заткнулись все. У вас что память короткая? Так я могу удалиться, пусть вас ещё немного повоспитывают. Егор, угомони свою псину!

— Р-р-р? — набычившийся Пух, резко передумал гонять бородатых и нацелился на Эдема.

— Хватит буянить, малыш, — Всеслав присев на корточки поманил к себе пальцем пушистого забияку. — Иди, поглажу. Эдем, извинись.

Пух растопырив лапы, уставился на Эдема исподлобья, всем своим видом демонстрируя желание вырвать извинения зубами из глотки.

Эдем же гордо вскинув голову, упёр руки в бока, тем самым показывая, что извиняться не намерен. Обстановка явно накалилась. А мне, между прочим, уже всё надоело. Даже убивать этого калечного, что тихонько подвывал с мечами в спине, расхотелось. Всё-таки, явно, не нравятся они ему.

А ещё надо бы выбить подтверждение свадьбы Молота с Мальвиной. Да плюшки вытрясти за это. Ещё и компенсацию за нападение Грохара. Тем более, что, оказывается, я его не убил, а только вывел из строя на время.

— Пух, забей. Мы потом ему отомстим. Как говорится: «Собака лает, пёс не чешется».

— Ты кого собакой назвал? — покрывается пятнами Эдем.

— Её, — указываю пальцем на здоровенную волчью башку, выглядывающую оттуда, где кончаются все эти лавочки амфитеатра.

— Ага! Альфа? Это ты привела сюда пса? Предательница! Да я тебя живьём выпотрошу!

— Ауф… — волчица испуганно прижимает уши и бухается мордой на лапы.

— Раф! — Пух, совершив прыжок, и, пару раз взмахнув крыльями, приземляется перед волчицей и, закрыв её спиной, молча скалится, демонстрируя белые и очень острые клыки.

— А ну тихо все! — грохотом разносится голос деда. Оттолкнув в сторону брата, подходит к Пуху. — Отойди!

Пёс неуверенно мнётся, но остаётся на месте.

— Ты плохо слышишь меня? Я шутить не буду. Заберу с собой и отправлю на Землю. Будешь Егора там дожидаться. Может год, а может сто лет. А может, и не дождёшься, сгинет без тебя на чужбине. Ну? Выбирай!

Бедный пушистик, затравленно оглядывается на волчицу, и низко опустив голову, бредёт ко мне. Молча.

Дед, наклонившись, хватает левой рукой за лохматую холку, поднимая здоровенную башку на уровень глаз. И вдруг жёстко вцепляется правой в горло Альфы. Лапы мелко дёргаются, но хищница даже задыхаясь, не решается оцарапать разгневанного бога.

— Ты предала хозяина. С чего ты решила, что я позволю такой как ты находиться рядом с моим внуком? Чтоб ты, встретив очередного кобеля, предала и его? Я выдавлю из тебя всю жизнь по капле!

— У-у-у… — стоя спиной к корчившейся от нехватки воздуха волчице, Пух тихонько завыл на одной ноте. А по шерстинкам побежали крупные слёзы. Пушистый прощался… Пытался объяснить своё бездействие… Любовь любовью, но нет бога кроме хозяина!

— У, — лишь одна нота вырвалась из пасти волчицы. Лишь столько воздуха она смогла выдохнуть. Но