клириков вводился в сельской местности с большим трудом. С этим были такие же проблемы в Европе в XII–XIII вв., как и в Латинской Америке в XX в. Народ верил, что в мире идет постоянная невидимая битва между плотью и духом. Борьба приходского священника или монаха с дьяволом ничем не отличалась от реального сражения с врагом. Бог и Сатана, блаженные святые и злокозненные демоны были повсюду и рядом; для крестьянина они были привычным элементом его повседневной жизни. Существовали определенные правила поведения по отношению к ним, как и в любом другом деле; только следуя им, человек мог поступить «правильно».

Каждое Божье создание занимало свое место в мире согласно определенному порядку (prdo), имело свой легальный статус, защищало свою честь и отвечало за свои действия. Так, проходило множество необычных судебных процессов. Примером может послужить состоявшийся в 1478 г. в Базеле суд над майскими жуками, которые нанесли урон посевам; большой крысиный процесс в Отене в середине XVI в.; процессы против жаб, ведьм и плохих соседей. Dieu et mon droit («Бог и мое право») – таков был непременный девиз; и вера в стремлении обеспечить господство права была могучим оружием. С самого раннего Средневековья церковь постоянно вынуждали дать благословение на очень древний обычай поединка и Божьего суда, глубоко укорененного в народных верованиях. Священники начали благословлять не только привычные объекты, такие как дома, домашний скот и плоды урожая, но также и вещи, используемые для проведения Божьего суда, – воду и огонь, железо, плужный лемех и котел (для испытания кипящей водой), хлеб и сыр (при испытании освященной пищей), щит и оружие участников поединка. Обычно Божий суд устраивали либо в церкви, либо рядом с ней, так как именно в храме было место для наивысшей справедливости, здесь Бог, Высший судия, обязательно должен был помочь человеку добиться правды. Недаром главный портал готических кафедральных соборов украшает изображение Страшного суда.

Часто средневековое благочестие упрекают в материализме, в его обращении к магии и ворожбе, в недостатке подлинной духовности и склонности к суеверию. Вполне понятны такие обвинения, которые исходят от людей, имеющих совсем иной жизненный опыт. Средневековая народная вера была воинствующей трезвой и практичной, лишенной сентиментальности (романтизм любого вида был чужд человеку той эпохи), но не без радости, и она стояла на страже закона. Тем самым она выполняла важную функцию в обществе, охваченном войной, в котором каждый должен был сражаться за свои права и в котором беззаконие было обыденностью. Эта вера имела еще одну важную функцию. Весь окружающий мир находился в опасности, под угрозой темных мистических сил. Во времена голода, эпидемий и различных стихийных бедствий, в случавшихся каждый день «происшествиях», которые стоили человеку жизни, эти силы уже открыто заявляли о себе. И людям открывалось знание, что под внешней красотой мира таятся разрушительные силы, готовые каждую минуту вырваться на поверхность. Подобный опыт могла иметь только та вера, которая была способна живо вообразить себе все те страхи, что она вкладывала в образ Бога. Бог, Владыка жизни и смерти, внушал одновременно и страх, и радость. Ужас, исходящий от грозного Владыки Синая, который был подобен вулкану, извергавшему огонь, растворялся в торжествующей радости церковной мессы.

Войны, беззаконие, распри, всеобщий ужас перед жизнью – все можно было преодолеть, если только каждый начнет бороться за справедливость, вести праведную войну, прежде всего с дьяволом, участвовать в богослужениях в Божьем доме и не забывать о собственных обязанностях. Назовите, если хотите, это средневековое благочестие народа наивным и примитивным, но в свое время оно выполняло важные в жизни человека и общества функции. Для того чтобы оценить в полной мере, чего удалось достичь с помощью средневековой народной веры, в которой наряду с христианскими постулатами присутствовали и архаичные, языческие и фольклорные элементы, уместно задаться вопросом, какие функции выполняет религия в жизни христианина индустриального общества XX столетия. У человека Средневековья была одна вера: Бог, святые и священники все трудятся вместе, чтобы защитить, исцелить и искупить его. Теперь эти функции приняли на себя различные «профессии»: доктора и психоаналитики, техники и агрономы; и, конечно, промышленники, владельцы крупных предприятий, занимающиеся всевозможной экономической деятельностью – от организации досуга до войны. Ядерный реактор пришел на смену небольшим крепким сельским церквам, чьей задачей было научить людей вере и так преобразить их, что их искупленные, освобожденные и освященные, их уже преображенные тела могли подняться на высший духовный уровень. Их наследники заняты работой по преобразованию материальных элементов. Человека оставили стоять за дверью, и вряд ли он способен осознать, что может случиться, если взрыв, произведенный ядерной энергией, совпадет по времени с взрывом его собственного эго, его необученного, незрелого и непреображенного внутреннего «я».

Вернемся к теме народной веры в Средние века. Если мы попытаемся найти то место, где действительно находилось сердце церкви в те дни, когда она еще не изменилась под влиянием еретических учений, ислама и ее собственных реформистских движений, то мы обнаружим его в монастыре. Это факт исключительной важности. Вплоть до середины XII в. вождями христианства были не папы, не церковные правоведы и получившие образование в университетах теологи, но монахи. В те полстолетия, что предваряют 1122 г., папами стали несколько монахов, а Бернард Клервоский был некоронованным папой своего времени. Великими учителями теологии были монахи, например Гуго Сен-Викторский; таковыми были первые великие философы-историки Оттон Фрейзингский и Иоахим Флорский. Обучением народа занимались проповедники-монахи, и они же были хранителями его культуры. Именно в стенах монастырей сохранялись произведения народного изобразительного искусства; памятники романского стиля заимствовали из него символику животного мира, которая появилась в эпоху миграций народов и отражена в народных сказаниях и произведениях устного народного творчества. Монахи жили в гуще народа и делили вместе с ним горести и радости; именно в монастырях крестьяне находили прибежище во время феодальных междоусобиц и кормились в голодные годы.

Народ ожидал, а возможно, и требовал от монахов безупречного поведения. Они должны были быть совершенны, как совершенен был сам Христос. Это утверждение имеет большое общественное значение и должно быть по достоинству оценено. Без этого даже движение Реформации не может быть правильно понято. Люди, жившие вне монастырских стен, – дворяне, крестьяне, епископы, церковные сановники, сельские священники, постоянно находившиеся в водовороте конфликтов и страстей, прекрасно понимали, что их жизнь далека от высоких христианских стандартов. Они были убеждены – и это было наиболее глубокое убеждение средневекового христианства, – что невозможно жить в миру и быть истинным и совершенным христианином. Все же должны быть такие люди, которые способны вести совершенную христианскую жизнь в некотором предназначенном