домарский камень.

– Госпожа Элберт, вам известно, что у моего ведомства забот всегда по горло: нужно что-то решать с мостами в Бронзовом кольце, потом дороги, снос этих несчастных стен, канализация, в конце-то концов… И главные улицы в Даррее давно уже пора расширить… Неудивительно, что какой-то из моих подчиненных что-то перепутал в бумагах.

Лживый ублюдок! Сказать бы ему все, что она думает, стереть это кичливое выражение с его лица!..

– Возможно, вы посчитаете, что я сгущаю краски… Но вчера едва не погибли трое. Несколько блоков оказались неисправны, веревки не выдерживают даже небольшого веса. И это не говоря о камне. Дерево, что вы прислали нам, поражено древоточцем. Инструменты слишком быстро ломаются, кузнецы жалуются на плохое железо. Поймите, господин Айхавен, – Тильда постаралась придать голосу всю возможную убедительность, – я хочу построить храм Многоликого так, чтобы он стоял века. Только и всего.

Но Доран Айхавен был иного мнения. Его не интересовало, будет ли храм надежным, простоит ли он, служа людям, долгие годы. Возможно, делал он это еще и в пику Агорату, с которым у него были не самые дружественные отношения.

– Я понимаю, госпожа Элберт, – откликнулся, вставая, министр. – Разве способен я отказать вам в просьбе?.. Женщине, которая при желании могла бы подчинить себе любого сенатора одной улыбкой? Но увы, вам милее находиться в обществе грубых работяг. Разве они ведут себя честно? Ваш мастер-строитель, например? Он крал у ведомства деньги. А у вас, моя госпожа, при этом, огромные долги.

Тон господина Айхавена казался сочувствующим, даже – восхищенным. Он играл. Это были замысловатые игры Ретты, хитрой лисы, что путает ниточки, жонглирует судьбами, как клубками шерсти. Темные, жестокие игры.

Доран Айхавен стал главой ведомства два года назад – явился из своей провинции, словно выскочил на пружине из-под крышки шкатулки с секретом. Они даже танцевали на приеме в ведомстве – Тильда хорошо запомнила его взгляд, полный превосходства и торжества: министерское кресло, которое он занял, сначала прочили ей.

Первая их стычка произошла почти сразу же после того, как Доран обжил кабинет Якова Литта – из-за расширения улиц в Железном кольце. Тильда тогда вытребовала у Сената личный контроль над ходом работ. Этого поражения господин Айхавен простить ей так и не смог.

Он ленивыми степенными движениями наливал вино в бокалы темного стекла.

– Трейское. Не такое хорошее, как то, что делают в ваших родных местах, конечно. – Он передал Тильде бокал.

Доран Айхавен с улыбкой пригубил вино. Тильда тоже отпила глоток, не чувствуя ни вкуса, ни аромата.

– Благодарю. Но мне хотелось бы знать ваш ответ.

Броня Дорана Айхавена была непрошибаемой, крепкой, как металлический панцирь. Он говорил что-то отвлеченно-вежливое, но истинный ответ читался на его губах, невысказанный, но такой ясный.

Ему было все равно.

Злость разом схлынула, оставив разочарование – едкое и густое, как смола. И тогда Тильда решилась.

– Возможно, Сенат проявит большую заинтересованность в делах Градостроительного ведомства, чем его глава, – с холодным достоинством произнесла она. – И возможно, кому-нибудь из сенаторов захочется проверить документы, касающиеся строительства, особенно если вдруг что-то случится.

Доран Айхавен сладко улыбнулся.

– Да, будет прискорбно, если что-то случится, и виноватым посчитают мастера-архитектора, в чье ведение поступают деньги, выделенные на строительство, и чьи подписи стоят на всех документах, – уточнил министр. – Мне придется приехать к вам с проверкой… Ведь мы не хотим, чтобы что-то случилось, не так ли, госпожа Элберт?..

10

С последнего урока Людо и Арон удрали.

Еще не прозвенел школьный колокол. Еще скрипели перья, старательно выводившие арифметические примеры. Еще не слышны были голоса старших и смех младших учеников в широких коридорах. Но Арон уже нетерпеливо ерзал на скамье, будто под ним – раскаленное железо.

Бежать! Скорее! Вон из душного класса, вниз по высоким ступеням и – еще дальше, дальше, по широкой Липовой улице, вдоль канала, вперед – и вверх!..

В кончиках пальцев, в ногах обосновался какой-то веселый зуд, жжение, не дающее покоя.

Людо пихнул Арона локтем в бок. Они переглянулись.

– Готов? – едва слышно шепнул Людо.

– Готов, – одними губами ответил Арон.

И они удрали. От скучных пыльных историй, от спряжений глаголов, от задачек, строчек и зубрежки. Чувство опасности щекотало им пятки, заставляя прыгать, подтягиваться, бежать и таиться, ловко перелезать кованую ограду, пока здание школы – массивное, кирпично-красное, не осталось совсем далеко.

Арон бежал быстро. Позади кричал что-то Людо, но не мог догнать.

– Стой! Подожди! – Где-то на середине сонной Липовой улицы Людо все же докричался до Арона, и Арон остановился, чтобы перевести дух. Посмотрел на Людо. Тот наклонился и дышал тяжело, опираясь на колени, сумка болталась возле живота, и лицо раскраснелось, а волосы стали совсем мокрые.

– Мы… куда?

Арон огляделся. Жемчужное кольцо было известно ему так же хорошо, как собственный двор. Ничего интересного: высокие заборы и злые собаки.

– Айда в Бронзовое!

Широкий рот Людо расплылся в улыбке.

– А ты там был?

– Один – нет. И что?

– А нас там не побьют?

Арон засмеялся:

– Мы сами кого угодно побьем!

И они побежали. Понеслись по улице, исполосованной светом и тенью, разбивая в многочисленных лужицах отражение неба. Как будто что-то огромное подталкивает в спину, тянет вперед что-то грандиозное, великолепное и – самую чуточку – страшное.

Улицы за Северными воротами не сразу делались у́же и темнее, не сразу начинали плутать, изгибаясь во всевозможных направлениях. Арон и Людо оказались среди уличных торговцев, вышедших за покупками служанок из богатых домов, спешащих на рынок горожан, попрошаек, ремесленников.

Арон только и успевал головой вертеть – сколько тут всего! На углу продавали какие-то волшебные шары – торговец уверял, что они из Алмарры. Шары в руках торговца меняли цвет – с красного на желтый и к зеленому, потом – на синий, некоторые становились совсем черными.

– Предсказатели судьбы! Новейшие образчики, красный цвет – опасность, желтый – свидание, синий – деньги, черный – погибель! Берите! Не стесняйтесь! Три серебряка!

– Что-то дешево для шаров-предсказаний из Алмарры, – буркнул Арон, хотя поглазеть было интересно, и они некоторое время смотрели, как подходят прохожие, интересуются, берут в руки шары… Почти всем шар предсказывал деньги. Интересно, он сам – может предсказывать судьбу? Арон представил себя в ярком восточном тюрбане с огромным рубином и усмехнулся.

– Есть хочется, – пожаловался, оглядываясь по сторонам, Людо.

Мимо прошел лоточник, и от его лотка так сладко пахнуло свежими булочками, что желудок у Арона едва не скрутился в жгут. А рядом продавали жареных кальмаров, пирожки, печеные яблоки, луковые кольца. Арон порылся в карманах – но безрезультатно: ни монетки.

– У меня ничего, – уныло сказал он.

– И у меня, – так же кисло кивнул Людо.

– Тогда?..

Арон посмотрел на удаляющегося лоточника, время от времени выкрикивающего: «Пирожки, булочки, рогалики! Пирожки, булочки, рогалики!» В пальцах закололо от сладкого и страшного предчувствия. Решаться надо быстро – булочки неспешной походкой уходили все дальше.

Главное – подойти осторожно, спокойно. Быстро схватить булку. Не бежать! Тихо отойти в сторону…

Спрятать булку в сумку. Изобразить скучающий вид.

Конечно, ничего им не будет за кражу, ну, за уши оттаскают – велика беда! Но уши тоже жаль. Поэтому, как бы ни хотелось сорваться и броситься прочь, выдавать себя нельзя. Арон и Людо шли медленно, делая вид, что разглядывают витрины лавок, и только когда отошли достаточно далеко – расхохотались:

– А я и не знал, что ты так умеешь! – восхищенно заявил Людо. – Ловко! Где научился?

– Если тебе денег не дают, то не такому научишься, – смеясь, ответил Арон.

У мамы Арон деньги воровать опасался, она считала каждый медяк, и у нее всегда все было аккуратно записано. А вот у слуг – пожалуйста, тем более что слуги вечно думали друг на друга, и им в голову не приходило, что это сын их госпожи таскает монеты. А кладовая? Там всегда есть чем поживиться – яблоки, пастила, изюм… Всего-то и надо – ночью вытащить из маминого стола ключ. Арон наловчился делать это все тихо, так что его ни разу не поймали.

Он с гордостью пересказывал Людо свои ночные вылазки, пока они шли по узкому переулку, с одной стороны которого тянулась высокая кирпичная стена без окон. Булка приятной тяжестью осела в желудке, выглянувшее солнце припекало затылок, и жизнь была прекрасна.

– Киньте монетку калеке…

Арон даже подпрыгнул от неожиданности. Поморгал: тонкий голосок доносился от кучи ветоши, набросанной у стены. Но оказалось, что это не ветошь, а какой-то бродяга, сидящий там, укрывшийся лохмотьями с вшитыми яркими лоскутами. В этой странной «одежде» он был похож на шута.

– Нет ничего, – бросил Людо, и они пошли дальше, но в спину им ударило:

– Воры! Думаете, не знаю? Думаете, не вижу? Обмануть хотели Эрме-Ворона, а?

Арон остановился. Оглянулся. Бесформенная куча тряпья медленно принимала очертания: из нее выросли две покрасневшие руки – точно лапы, появилось бледное, заросшее бородой лицо с носом огромным и красным, как гриб, рот искривился в усмешке.

– Эй, он дразнит. – Людо дернул Арона за рукав.

– Ничего ты