738 Парадоксальность Бога разрывает на противоположности и человека, погружая в будто бы неразрешимый конфликт. А что происходит при подобном состоянии? Тут надо предоставить слово психологии, которая воплощает собой сумму наблюдений и знаний, извлеченных из эмпирического материала тяжких конфликтных историй. Например, известны конфликты долга, и никто не знает, как их разрешить. Сознанию ведомо одно: tertium non datur (третьего не дано)! Поэтому врач советует пациентам выжидать, пока бессознательное не выдаст сновидение, которое и предоставит некое иррациональное, непредвиденное и неожиданное «третье». Как показывает опыт, в сновидениях фактически всплывают на поверхность символы объединяющей природы. Среди них чаще всего встречаются мотив юного героя и фигура квадратуры круга, обозначающая соединение противоположностей. Тот, кто не имеет доступа к этим специфическим медицинским сведениям, может применять в качестве наглядного пособия сказки, а также (в особенности) труды алхимиков. Ведь главный предмет герметической философии — это coniunctio oppositorum (соединения противоположностей). «Дитя» этого союза именуется, с одной стороны, камнем (например, карбункул), а с другой — гомункулом либо filius sapientiae (сыном мудрости) или даже Homo altus (высшим человеком). Именно этот образ мы находим в Откровении: это сын жены, облеченной в солнце, история рождения которого есть парафраз рождения Христа — парафраз, многократно воспроизводимый алхимиками в различных видах. Они считали свой «камень» равнозначным Христу (причем, за одним исключением, без всякой связи с Откровением). Опять-таки, вне влияния алхимии, этот мотив в соответствующей форме и в соответствующих ситуациях появляется в сновидениях современного человека, неизменно подразумевая сочетания светлого и темного, словно нынешние люди не хуже алхимиков ощущают предчувствия Откровения применительно к будущему. Алхимики пытались найти ответ на вопрос почти тысячу семисот лет, и современный человек задается тем же вопросом. В каком-то смысле он, конечно, знает больше алхимиков, но в другом смысле осведомлен куда меньше. Современного человека занимает уже не превращение субстанций, как было с алхимиками, а насущное психологическое восприятие, так что в данных обстоятельствах право голоса психиатру принадлежит больше, нежели теологу, который связан по рукам и ногам своим архаическим способом выражения. Врач вынужден, нередко против своей воли, всматриваться из-за обилия неврозов в дела веры. Я и сам не без причины отважился на выводы о природе «высших представлений», определяющих наше моральное поведение, столь важное для повседневной жизни, лишь достигнув возраста семидесяти шести лет. Эти представления суть, в конечном счете, принципы, прямо или косвенно определяющие моральный выбор, от которого зависят блаженство и боль нашего существования. Все такого рода доминанты достигают предела в позитивном или негативном понятии Бога[748].

739 С тех пор как Иоанн Откровения впервые (быть может, бессознательно) пережил тот конфликт, в который прямиком ведет христианство, человечество обременено мыслью о том, что Бог возжелал — и по сей день желает — стать человеком. Наверное, поэтому Иоанн в откровении узрел второе рождение Сына матерью Софией посредством coniunctio oppo-sitorum, — рождение Бога предвосхищает появление filius sapientiae («сына мудрости»); это высшее проявление процесса индивидуации. Таково воздействие веры на христианина начальной эпохи — на человека, прожившего достаточно долгую и полную убежденности жизнь, сумевшего прозреть отдаленное будущее. Сочетание противоположностей возвещается в символике участи Христа, а именно в сцене распятия, где Он висит между разбойниками, из которых одному суждено попасть в рай, а другому очутиться в преисподней. Поскольку все предопределено, то с христианской точки зрения противоположность должна быть между Богом и человеком, причем последнему грозила опасность отождествления с темной стороной. Это обстоятельство, наряду с Божьей предестинацией, сильно повлияло на Иоанна: спасутся лишь немногие — избранные от века, а подавляющее большинство людей сгинет в последней катастрофе. Противоположность между Богом и человеком в христианских воззрениях восходила, по всей видимости, к представлениям о Яхве из тех времен, когда метафизическая проблема заключалась только в отношении Яхве к своему народу[749]. Страх перед Яхве был слишком велик для того, чтобы, несмотря на гносис Иова, кто-то отважился перенести эту антиномию внутрь самого божества. Если принять противоположность между Богом и человеком как данность, неизбежен volens nolens (по необходимости) христианский вывод: «Omne bonum a Deo, omne malum ab nomine» («Всякое благо от Бога, всякое зло от человека»); творение абсурдно противопоставляется Творцу, а человеку приписывается зло поистине космического или демонического размаха. Ужасающая мания разрушения, прорывающаяся в экстазе Иоанна, проливает свет на то, что происходит, когда человека противопоставляют Богу милосердия: он как бы берет на себя темную божественную сторону, которая у Иова занимает подобающее ей место. В обоих случаях человек отождествляется со злом: в первом он отворачивается от блага, а во втором стремится к совершенству, присущему его небесному Отцу.

740 Решение Яхве стать человеком символизирует тот процесс, который должен начаться, когда человек осознает, с каким образом Бога он оказался лицом к лицу. Бог действует из бессознательного самого человека, побуждает гармонизировать и сопрягать противоположные устремления, которые постоянно проникают в сознание со стороны бессознательного. Само бессознательное хочет одновременно того и другого — разделять и объединять. Когда оно нацеливается на второе, человек может рассчитывать на помощь метафизического заступника, что было ясно уже Иову. Бессознательное хочет прорваться в сознание и попасть под свет, но в то же время оно сдерживает себя, предпочитая оставаться бессознательным. То есть Бог хочет стать человеком, но не целиком. Конфликт внутри его природы столь силен, что вочеловечение может быть обеспечено лишь посредством искупительного самопожертвования на алтаре гневной и темной Божьей стороны.

741 Исходно Бог воплотил добро, чтобы тем самым создать, думается, как можно более прочную основу для последующего принятия другой стороны. Из обетования Параклета можно заключить, что Бог хочет стать человеком полностью, иными словами, сделаться вновь сотворенным и вновь рожденным в своем собственном темном творении — не избавленном от первородного греха. Иоанн Откровения оставил свидетельство непрерывных трудов Святого Духа как продолжателя вочеловечения. В тварного человека вселился темный Бог гнева и мести, ventus urens (восточный ветер). Быть может, этот Иоанн был любимым учеником, а в старости заглянул по наитию в будущее. Этот грозный прорыв внушил ему видение божественного младенца — грядущего утешителя, рожденного божественной спутницей, чей образ живет в каждом мужчине; этого младенца было суждено увидеть и Майстеру Экхарту, который знал, что Бог, сохраняя божественность, лишен блаженства и должен родиться в человеческой душе. Воплощение в Христе есть идеал, который поступательно передается творению Святым Духом.

742 Поскольку наш образ жизни вряд ли можно сравнить с образом жизни первохристианина