парой подпольщиков из его же ячейки. Конспирация в её математической абстракции им не помогла: взяли и членов ячейки, и всех смежников, с кем те продолжали втихаря общаться, напрочь игнорируя новейшие достижения социального конструирования, внедряемые Центром. Последнее обстоятельство настолько расстроило ярого поборника конспирации, что Горм, взбешённый подобным небрежением гениальностью Центра, сдал ещё с десяток подельников. Тех, кто особенно демонстративно игнорировал правила конспирации.

…Атлета, этого преданного сторонника элитократии, взяли просто и незатейливо: банально сняли с женщины, у которой тот гостил этим вечером. В момент скрученный и укутанный в силовые путы, революционер напрочь забыл про свою элитарность, возмущённо крича о правах — о правах в рамках ненавистного строя, что характерно! Отрицание республиканского общественного устройства не помешало бойцу невидимого фронта вспомнить об этом самом устройстве в момент ареста, через слово поминая обязанности безопасников.

Атлету вторил Фанатик, вообще не признающий государства ни в каком виде. Того взяли прямо в Мэрии, где он ругался с начальником отдела, отвечавшего за уборку мусора. По словам Фанатика, власть должна была не просто увозить контейнеры, но и дезинфицировать площадку под ними, что делала из рук вон плохо — если вообще делала. Как это требование сочеталось с отрицанием государства вообще, история умалчивает.

Когда пришли к Проповеднику, он лишь грустно вздохнул и стоически принял свою судьбу. Всё хвалёное красноречие на этот раз изменило пламенному революционеру. Когда доходило до дела, он вообще предпочитал помалкивать, чтобы не сделать хуже… для себя любимого. К сожалению, увлечённые риторикой люди часто «влюбляются» в свой образ, наслаждаясь не содержанием прочувственных речей, а тем успехом, который имеют у слушателей. Так что Проповедника питало само внимание аудитории, а вовсе не самоотверженная борьба до последней капли крови. Он мог часами увлечённо рассуждать о превратностях борьбы, но стоило ему самому увидеть кровь, как мужчина бледнел и терял дар речи. Как выяснилось, то же с ним происходило и при виде облачённых в лёгкую броню безопасников из Службы Контроля.

Единственным, кто оказался службистам не по зубам, был Старик. С поистине животной чуткостью революционер уловил момент, когда за ним пришли. Под ноги бойцам из-за протаявшей входной мембраны вылетела плазменная граната. Лёгкая броня, больше рассчитанная на лучевое оружие и усиление физических показателей носителя, не выдержала подобного надругательства. Уже готовый ворваться внутрь, прикрываясь тяжёлым щитом, безопасник с криками принялся кататься по полу коридора. Жар текучей плазмы разъедал, буквально слизывая беззащитную плоть. Его более везучий коллега, прикрывавший напарника из-за угла, успел отпрыгнуть — хотя и его обдало смертоносными каплями, на некоторое время выведя из строя.

Старик виртуозно воспользовался возникшим замешательством. Демоном преисподней он выскочил из эпицентра стремительно разрастающегося пожара и открыл огонь из пулевого карабина чудовищного калибра. Пули отбросили ещё двоих, спешащих своим товарищам на помощь. А сам подпольщик прыгнул через лестничный марш, стремясь пробиться к подвальному этажу, где у него имелась персональная «кротовая нора» в систему городских коммуникаций. Расплата настигла Старика прямо в полёте: очередью лазерного карабина ему начисто срезало ноги. На лестничную площадку приземлился уже инвалид, лишённый нижних конечностей.

Но и в таком состоянии Старик не прекратил сопротивления. Он умудрился удержать в руках своё грозное оружие, и ответить на залп спаренным плевком жуткой двустволки. Отогнав преследователей, боец невидимого фронта отбросил ставшее бесполезным ружьё и пополз к краю лестничного марша. Ему навстречу, с нижней площадки, уже бежал последний преследователь. Залитый кровью, на грани болевого шока, Старик умудрился чётко оценить ситуацию. Орудуя одними руками, он змеёй проскользнул под перилами и ухнулся вниз, в разверзшееся зево межлестничного пространства.

Падение на четыре этажа вниз было страшным. Раздался хруст костей, брызнула кровь, однако революционер лишь страшно проскрежетал зубами, перевернулся со спины, на которую упал, и пополз ко входу в подвал. Здесь-то его и накрыл дистанционный удар мощного парализатора. И без того чудовищная нагрузка на сердце, усиленная наведённым парализатором спазмом, привела к остановке сердечной мышцы. Старик кулем упал с дверного запора, на котором повис, силясь открыть проход. Больше он не поднялся. Подоспевшие безопасники обнаружили лишь бездыханное тело. Впрочем, тренированные мужики только порадовались этому обстоятельству: революционер показал себя ещё тем монстром…

Последним актом развернувшейся драмы стал разгром пяти запрятанных под землю убежищ. БойцыСлужбы Контроля не церемонились. Они брали лишь тех, кого удавалось взять без особого сопротивления, прочие безжалостно уничтожались при попытке к сопротивлению. Вдохновлённые недавней расправой валькирий с криминальным кланом, они считали своим долгом не менее жёстко поквитаться с порядком опостылевшим всем Сопротивлением — этим рассадником преступности самого разного толка. Даже продажа оружия здесь, на Штарне, была во многом завязана на эту политизированную организацию. Как резонно полагали бойцы, теперь в их мире, свободном от политических экстремистов, станет легче дышать.

Стефи связалась с Илиной, как только до неё дошли последние новости о массовых задержаниях в Штарнии. Несколько долгих секунд женщины гипнотизировали друг друга взглядами, но коса в этот раз нашла на камень: ни одна не уступила. Обе считали себя в своём праве.

— Зачем, Илина?

— С помощью валькирий я решила проблему с кланом, с помощью Кошака и разведки — с подпольем. Теперь на Штарне тишь да гладь, — лёгкое пожатие плеч. — Это — моя Экспансия.

— Ты откровенна… — Нимфа ощутимо расслабилась, видимо откровенность боевой подруги сказала ей больше, чем возможные экивоки. — И всё же, почему не учла интересы Дальней разведки? Это была моя сеть. Которую сёстры отстраивали годами. Как ты, Высшая, могла проигнорировать интересы Экспансии в широком смысле? Отдать предпочтение лишь тем из них, что удовлетворяют твоим узким интересам?

— Ошибаешься, кошка. Я учла тактический уровень, пусть и в ущерб стратегическому.

— Такие решения не принимаются в узких рамках задач! Только совместно. Ты это знаешь не хуже меня.

— Знаю. Но тебе всё равно придётся строить новую сеть, где актёры будут слушаться постановщика, а не лезть поперёк звездолёта.

— Нельзя учесть абсолютно всё — ты как Высшая должна знать и это.

— Мои подданные погибли! Семьдесят пять человек! Это выходит за любые рамки. Меня саму спасла лишь сила полей и удачное «приземление» фрагмента перекрытия. Лучше нужно контролировать тот фронт, что тебе поручен, разведчица!

— Об