25 июня статс-секретарь Циммерман объявил, что он согласен с моментом начала и со способом выполнения намеченных действий. Одержанный нами тем временем успех в Восточной Галиции еще определеннее выяснил положение. Статс-секретарь только советовал «ввиду непредвиденных в данный момент, но возможных в будущем обстоятельств не слишком открыто, внешне и внутренне, связывать нас постановкой задачи личной унии». Но впоследствии он подчеркнул, что «он этим вовсе не хотел отказаться от самой идеи». Когда правительству необходимо открыть карты такой политики, это его дело, с меня же было достаточно, что я получил согласие министерства иностранных дел на определенный курс. Я выразил ему свое удовольствие по поводу того, что оно и верховное командование пришли к соглашению относительно ближайшей политики в области Главнокомандующего на Востоке. В начале августа последний получил соответствующие указания, которые привели к образованию «земских советов».

Я надеялся, что при достаточном постоянстве и твердости мы достигнем поставленной цели. При разрешении вопроса в этих рамках литовцы могли получить большую самостоятельность, чем примыкая к Польше или России. И рассудительные литовцы ясно увидели, что сохранить свою национальность они смогут только при помощи Германии. К их числу принадлежало и духовенство, которое было хорошо к нам расположено вследствие своей дальновидности, а также потому, что мы помогли возвращению в Ковно епископа. Литовская демократия верила в лозунг права самоопределения малых народов, хотя как раз в Литве его едва ли можно было безобидно провести в жизнь вследствие племенной чересполосицы. Плененная политическими теориями демократия не видела польской опасности, в действительности нависшей над страной.

Третий из интересовавших меня летом 1917 года вопросов был эльзас-лотарингский. Верховное командование могло смотреть на него только с одной точки зрения, а именно с военной, защищать которую входило в его обязанности. Впечатления, которые я получил за время командования бригадой в Страсбурге, и многочисленные печальные происшествия последней войны, относившиеся к Эльзас-Лотарингии, не возбуждали во мне никакого сомнения, что Эльзас-Лотарингия, как имперская провинция, по своему государственному положению являлась гермафродитом; это положение не отвечало и интересам населения. Рейхстаг слишком много с нею нянчился. Он проводил неясную и слабую политику, которая никого не могла удовлетворить. Я мечтал о присоединении Эльзас-Лотарингии к Пруссии, что отнюдь не должно было означать «опруссачения» ее населения. Пруссия включила в себя Рейнскую провинцию, что нисколько не помешало населению сохранить свою своеобразность и даже энергично развиваться. Почему же Эльзас-Лотарингия не могла, на благо своего населения, последовать по тому же пути, если оно и по своему расовому происхождению и экономически было тесно связано с Германией. Можно было найти и другое решение этого вопроса. Но единство командования стоящими на границе войсками, единство пограничной охраны и общее управление железными дорогами должно было быть обеспеченным. Однако если действительно во всех частностях, в корне, рассмотреть эльзас-лотарингский вопрос, то какое-либо иное, не прусское, его решение окажется связанным с большими трудностями.

С военной точки зрения я высказался против автономии как наименее удачного решения. Но на чем бы мы ни остановились, основа должна была бы быть та же, а именно борьба с противозаконным французским влиянием, и противоставление ему германского; начать, по-моему, надо было с онемечения духовенства и чиновничества. Духовенство все еще комплектовалось из французских учебных заведений, равно как и некоторые организации сестер и учительниц. Против этого прямо вопияли камни! Неужели Германия не могла дать таких же хороших духовных лиц, сестер и учительниц? Чиновничество также должно было носить в себе больше германского духа! Он далеко не всюду оказывался удовлетворительным. Старогерманские чиновники выполняли свой долг. Конечно, для дальнейшей германизации можно было обойтись и без достойных мужей, рождавшихся восточнее Эльбы, которые так бесконечно много сделали для величия Германии, но со своими упрямыми понятиями в Эльзас-Лотарингии, пожалуй, действительно оказались бы на месте. Но Рейнские провинции и Южная Германия могли выставить достаточные силы.

Наконец, французская недвижимость в Эльзас-Лотарингии должна была перейти в германские руки в соответствии с тем толкованием права войны, которое было продекларировано Антантой. Этим путем приобретались и земельные участки для столь желанного поселения германских солдат.

Борьба, направленная против частной собственности, была одной из чудовищностей этой войны. В 1870–1871 годах немцы были высланы из Франции, и тогда это показалось чувствительным посягательством на международное право. Но частной собственности этих немцев Франция не затронула. С началом этой войны Англия очень скоро приступила к ликвидации немецких предприятий, чем ясно обнаружила, какие причины побудили ее вступить в войну. Она хотела устранить навсегда тяготившую ее немецкую конкуренцию. Примеру Англии последовали все государства Антанты. Черные списки имели ту же задачу и отчасти должны были еще сильнее обострить действенность блокады. Они очень серьезно затрагивали интересы нейтральных стран, но последние молчали! Война народов постепенно принимала все более чудовищные формы.

Мне представлялось необходимым, чтобы между высшей военной и гражданской властью господствовало единение во взглядах относительно будущего Эльзас-Лотарингии. Генерал-фельдмаршал герцог Альбрехт Вюртембергский, который с весны 1917 года был представителем военной власти в Эльзас-Лотарингии, должен был получить определенные указания. Я обратился к правительству и предложил созвать совещание. Совещание состоялось, но разъяснения не внесло.

Сражение во Фландрии и развал России летом и осенью 1917 года

I

Удар англичан 7 июля в выступе у Витшате явился первой ласточкой; после длившейся целый день артиллерийской подготовки 31 июля началось Фландрское сражение, которое было вторым крупным стратегическим предприятием Антанты в 1917 году: борьба за окончательную победу и за захват базы нашего подводного флота во Фландрии. Бои постепенно растянулись по всему Западному фронту, перекинулись на Итальянский и Македонский фронты и в дальнейшем даже в Палестину.

Бои на Западном фронте являлись для нас тяжелыми как никогда и сопровождались такими огромными потерями, каких еще ни разу не испытывала германская армия. Несмотря на это, верховное командование не могло усилить Западный фронт войсками с востока. Нам надо было наконец завершить всю свою работу на востоке, а для этого мы должны были быть там достаточно сильными. Надо было разбить Россию и Румынию, чтобы затем в 1918 году завершить войну на западе посредством