сроки возможного нападения Японии на Советский Союз в письме по поводу «левого фланга»: пять-шесть недель. 10 июля, когда прошли две недели, начали, казалось, сбываться худшие ожидания. Сначала Зорге сообщил о том, что Отт получил приказ Риббентропа «толкать Японию в войну как можно скорей», но германский дипломат не слишком этому приказу обрадовался, так как «это была бы только видимость войны, если она начнется теперь». К тому же стало известно, что части 19-й дивизии отправились на север, и это был очень плохой знак. Но еще одна дивизия тронулась с островов на юг, и в том же направлении ушли 37 транспортов с войсками. Во второй радиограмме, отправленной в тот же день, «Инсон» рассказал о прошедшем 2 июля важнейшем совещании в Токио: «Источник Инвест сказал, что на совещании у императора решено не изменять плана действий против Сайгона (Индо-Китай), но одновременно решено и подготавливаться к действиям против СССР на случай поражения Красной Армии. Германский посол Отт сказал то же самое – что Япония начнет воевать, если немцы достигнут Свердловска.

Германский военный атташе телеграфировал в Берлин, что он убежден в том, что Япония вступит в войну, но не ранее конца июля или начала августа, и она вступит в войну сразу же, как только закончит подготовку…

Японские власти начали преследование лиц, не одобряющих германо-советскую войну…»

Резолюция главы военной разведки, наложенная на это сообщение, давала ему такую оценку, которой уже долго не удостаивались материалы нашего героя: «Учитывая большие возможности источника и достоверность значительной части его предыдущих сообщений, данное сведение заслуживает доверия». Автором «реабилитации» Зорге стал генерал-майор танковых войск Алексей Павлович Панфилов, назначенный временно исполняющим должность начальника Разведупра. Формально остававшийся главой ведомства генерал Голиков в это время убыл по приказу Сталина в Великобританию и США налаживать союзнические контакты, а его предшественник, генерал Проскуров был арестован 27 июня по обвинению во вредительстве (18 октября того же года его расстреляли). Впрочем, «реабилитация» снова оказалась частичной и временной.

«Икар» – легальный резидент Разведупра в Токио Иван Васильевич Гущенко, человек с военным образованием, но без всякого опыта разведывательной работы, 21 июля фактически обвинил Зорге в двойной игре, передав в Центр по радио, что у него «складывается мнение, что Инсон… говорит нам не все, ибо по вопросам мобилизации и переброскам ничего не дает»[561]. Телеграмма чуть запоздала – еще 14 июля заместителем начальника отдела полковником Поповым была составлена очередная замечательная справка на нашего героя. Замечательная потому, что, как это указано в примечании к ней, исполнил ее полковник Попов «по памяти», а генерал-майор Колганов, являвшийся в то время начальником Попова, проверять бумагу не стал, хотя личное дело Зорге лежало у них в отделе! Оттого в бумаге появились новые, поражающие нас сегодня, «открытия». Так, по версии Попова – Колганова (интересно, кто им помогал фантазировать?), родился Ика Рихардович уже не в Баку, а в Германии, зато провел детство «у бабушки в Одессе», «как попал в Разведупр – сведений нет» (то есть их не было в голове у Попова), в Шанхае работал «неконспиративно», «по записям врагов народа… известен английской полиции как советский разведчик» (несмолкающий отголосок Шанхая и визита в госпиталь английской полиции, путавшей двух Зорге). И все это не помешало Попову и Колганову высоко оценить сведения «Рамзая», полученные им в 1941 году. Но так как почти все бывшие начальники Зорге были обвинены в шпионаже и расстреляны, начальники нынешние сделали вывод: «Японцы или немцы не уничтожают Инсона с той целью, чтобы отправить его к нам для разведывательной работы» и, как обычно: «При соответствующем правильном руководстве и постоянном нажиме на Инсона от него можно добиться регулярной и нужной нам информации, особенно по политическим вопросам»[562].

Тем временем (22 и 30 июля) ничего не подозревавший об этом «Инсон» передал новые тревожные вести как раз по вопросам, в утаивании сведений по которым его подозревал «Икар»: в Японии началась мобилизация, и к середине августа под ружье встанут еще два миллиона человек (это было неверно – на самом деле призвали всего 600 тысяч человек), в первую очередь ранее демобилизованных военнослужащих Квантунской и Корейской армий. К первой радиограмме прилагались подробные сведения об организации, структуре и вооружении новых дивизий. Во второй он указывал, что «начиная со второй половины августа, Япония может начать войну, но только в том случае, если Красная Армия фактически потерпит поражение от немцев, в результате чего оборонительная способность на Дальнем Востоке будет ослаблена. Такова точка зрения кабинета Коноэ, но как долго намерен выжидать японский Генштаб, это трудно сейчас сказать.

Источник Инвест убежден, что, если Красная Армия остановит немцев перед Москвой, в этом случае японцы не выступят».

Помимо «Инвеста» (Одзаки) в радиограмме упоминался «Интари» («Итэри», «Интэри», «Интери») – так теперь звали Мияги Ётоку. Новый начальник Разведупра то ли не получил данных о токийской резидентуре, то ли не слишком интересовался этой проблемой вообще, а потому на полях недоуменно написал начальнику отдела: «Доложите о всех этих источниках – кто они?»[563] (подчеркнуто в документе. – А. К.). Если к затребованному докладу прилагалась справка на «Инсона» и агентов, можно представить себе удивление и недовольство генерала Панфилова.

«Инсон» продолжал бомбардировать Москву новыми данными по «утаиваемой» им теме мобилизации. До 12 августа, основываясь на информации из германского посольства, отправил в Центр целую серию сообщений о мобилизации в Японии и о численности новых дивизий в Маньчжурии. Но… переданные им сведения являлись ложными. В них присутствовала дезинформация, специально распространяемая японским Генеральным штабом, завышающая число мобилизованного населения страны. Это было действо, разыгранное для единственного зрителя: Германии. Япония пыталась таким образом убедить Отта и военных атташе, что ее армия готова к броску на север и ждет только команды. И Зорге, получавший все секретные данные вместе с послом Оттом, тоже попался на блеф беззастенчивого союзника Берлина. Кроме того, при подсчете войск журналист применил неверную методику при переводе численности мобилизованных солдат в количество боевых соединений. В результате вместо четырнадцати реальных дивизий Квантунской армии, развернутых к тому времени, у «Инсона» получилось целых 24. Несмотря на то, что советский Генштаб засомневался в точности поданных цифр и запросил перепроверку силами легальной резидентуры, вплоть до конца августа «Инсон», опиравшийся на свои источники, был уверен, что прав.

Но вот что интересно: ни ошибка резидента в материалах о мобилизации, ни доклад о его возможной работе под контролем немцев не снижали уровень доверия к нему на самом верху, в Кремле – слишком уж важная информация военно-политического характера и стратегического уровня поступала из Токио в те дни. Известно, например, что на стол Верховного главнокомандующего легла телеграмма «Инсона» от 12 августа: «Немцы