В другом варианте – в позднем, 2007 года, интервью Викерта газете «Ди Вельт», та же история звучит несколько иначе. Дипломат вспоминал: «У меня часто было ощущение, что его надо защищать от самого себя. В день, когда Гитлер напал на Советский Союз, я встретил его [Зорге] в баре отеля “Империал”. Он уже много выпил и говорил о гитлеровском нападении как о преступлении. Полицайатташе при посольстве, штандартенфюрера СС и полковника Мейзингера, страшного “варшавского мясника”, он назвал мудаком [Arschloch] на весь бар. Мои попытки успокоить его были напрасны. Однако он не возражал, когда я снял ему номер и доставил его туда».

Викерт объяснил тогда срыв Зорге воздействием виски и токийской жарой и не был так уж сильно обеспокоен словами и поведением Зорге в тот ужасный день. В том же интервью для «Ди Вельт» он легко объяснил это: «…мы говорили друг с другом [с Зорге] почти каждый день. Я не помню, чтобы он говорил хоть слово о Советском Союзе. И о Сталине он не говорил. Он только в резких выражениях критиковал гитлеровскую политику, но на это никто не возражал, потому что большинство его замечаний были справедливы. Даже Мейзингер, имевший указание следить за ним, не стал изучать его биографию. Напротив, они иногда выпивали вместе. При этом Зорге, конечно, было ясно, что Мейзингер – преступник…

…он [Зорге] при таких разумных взглядах на немецкую политику и положение в войне, закрывал глаза на иллюзорность марксизма-ленинизма»[555].

Германский дипломат не мог тогда знать, что эмоциональный взрыв журналиста стократно усилен ощущением, что его многолетняя работа во многом делалась впустую. Зорге понимал, что ему не доверяют, тем более это говорилось ему и напрямую. Он устал. Устал невероятно. Приходил в себя он в объятиях Ханако. Возможно, именно к этим дням относится фрагмент главы «Зорге плачет», в разных вариантах цитируемый многими авторами (и четко относимый ими к 22 июня, хотя никакие даты в источнике вообще не указаны): «Однажды вечером Зорге тихо лежал в кабинете на кровати, положив ладони себе на лоб. Я подошла, присела рядом и пристально посмотрела на него. Он молча плакал. Я была поражена. Я даже представить не могла, что такой сильный мужчина, как Зорге, вообще может плакать. Он весь съежился, повернулся ко мне и уткнулся лицом в мои колени, взял меня за руку и положил мою ладонь себе на голову. Я смотрела на него, не зная, что делать, а он весь собрался в комок, как ребенок на руках у матери. Совсем растерявшись, я то крепко обнимала его голову руками, то в забытьи принималась гладить его по спине.

Через какое-то время Зорге успокоился и приподнялся. Вид у него был очень печальный, я спросила:

– Что случилось?

– Грустно, – ответил он односложно и бросил рассеянный взгляд в пустоту.

– Почему грустно? Пожалуйста, расскажите, – попросила я. Зорге прикрыл влажные от слез глаза и как-то жалобно ответил:

– У меня нет друзей.

– Почему? У вас есть Отт-сан, Вайзе-сан, Клаузен-сан. У вас есть друзья! – утешала его я.

– Нет. Настоящих друзей у меня нет, – еще печальнее медленно произнес Зорге. Я не знала, как его успокоить, поэтому больше уже ничего не спрашивала, безуспешно пытаясь осмыслить бездну того, о чем он умолчал»[556].

Спустя несколько десятилетий Исии Ханако в беседе с русскими журналистами сделала сенсационное признание, оставшееся не замеченным прессой и исследователями. В одну из встреч с Ханако, и возможно, это случилось в те самые июньские дни 1941 года, он сказал ей: «Когда я умру и тебе понадобятся деньги, иди в советское посольство» – и добавил, что со временем они могли бы счастливо зажить в СССР[557]. Это очень странное признание, но нам уже никогда не узнать, насколько оно было правдиво. Корреспонденту немецкой газеты «Ди Цайт» Исии сказала, что однажда вняла совету уже погибшего друга: «Не в состоянии оплачивать большие счета за лечение от туберкулеза, она обратилась в советское посольство, потому что Зорге много раз настойчиво говорил ей, что ей там помогут, потому что Москва ему, Зорге, очень многим обязана. В посольстве ей отказали: Вы ведь даже не были женаты с Зорге, его настоящая жена живет в Москве»[558].

Глава тридцать девятая

Войны не будет

Война с Германией началась. Помочь избежать ее Зорге был, конечно, не в силах. Не смог бы он помешать и нападению Японии на Советский Союз. Токио удержали от этого шага миллионы красноармейцев, командиров, генералов, сначала сорвавших блицкриг, а затем и вовсе остановивших нацистов на протяжении многотысячекилометровой линии фронта от моря до моря. Но приложить усилия для того, чтобы Япония как минимум осталась верна своему принципу нападать только на ослабленного противника, а как максимум отвернуть острие ее удара в сторону, Зорге хотел, стремился, чувствовал себя обязанным. Короткий, но невероятно насыщенный промежуток времени – с 22 июня по 18 октября 1941 года стал лебединой песней группы «Рамзая – Инсона» и нашего героя персонально.

23 июня Клаузен принял послание Центра с требованием: «Сообщите ваши данные о позиции японского правительства в связи с войной против Советского Союза». 26-го с трудом пришедший в себя Зорге ответил двумя короткими радиограммами. Главное содержание первой сводилось к следующему: «Германский посол Отт не имеет приказа давить на Японию вступать в войну. Источник Отто сказал, что японский флот в отношении вступления в войну будет наблюдать и выжидать…» Вторая имела тревожно-мобилизационный дух: «Выражаем наши лучшие пожелания на трудные времена. Мы все здесь будем упорно выполнять нашу работу.

Мацуока сказал Германскому послу ОТТ, что нет сомнений, что после некоторого времени Япония выступит против СССР» [559].

Теперь ничего важнее вопроса о том, куда и когда окончательно ударит Япония, уже просто не было и не могло быть. Центр торопил, требовал срочных данных о возможном решении Токио о начале войны, сведений о перебросках новых частей и соединений японской армии к маньчжурским границам. Зорге, Одзаки, Вукелич и Мияги старались как могли. 28 июня удалось сообщить: «…Источник Инвест утверждает, что, как только Красная Армия получит поражение, Япония выступит на север, но указал, что Япония желает купить Сахалин мирным путем, как случай (два слова искажены)… политики в период советско-германской войны. Германский посол Отт подтверждал в отношении первой части этого, но Мацуока на вопрос Отт в отношении второй части сказал, что Япония выступит против СССР, как он об этом всегда заверял его…»[560]

Как мы помним, «Инсон» указал конкретные, насколько это вообще было возможно,