- Пусть приведут обоих.

Анзон исчез за потайной дверью, и Михаэль вместе с Вольфом покинули каминный зал, хотя и другим путём.

- Теперь я знаю, что ты говорил правду, - сказал Вольф, идя вдоль широкого коридора и затем поднимаясь по лестнице в просторный зал. - Это хорошо, что ты сдержал слово. Ты увидишь, что и я сдержу своё.

Михаэль с трудом улавливал смысл слов Вольфа. Он чувствовал себя одновременно пугающе и маняще оглушённым, сам себе казался безучастным зрителем, который всё видит, всё слышит и фиксирует, но ему ни до чего нет дела. В нем водворилось что-то чужое и тёмное, чего раньше не было.

Они пересекли зал и вошли в следующий, меньший, стены которого сплошь состояли из зеркал. В первый момент Михаэлю показалось, что он снова очутился в зале со статуями, но потом понял свою ошибку. Тёмные статуи, стоящие здесь двумя рядами, образуя безмолвные шпалеры, коридор для него и Вольфа, были живыми. То были воины Анзона, больше трёх дюжин рослых мужчин в меховых накидках со шлемами из белых черепов. Сам Анзон стоял в конце этой живой аллеи, а рядом с ним Хендрик и отец Михаэля. В зале было темно, и Михаэль видел только их силуэты, но он заметил, что левая рука отца подвешена на петле, а руки Хендрика связаны. Когда они увидели Михаэля, отец вздрогнул, а Хендрик хотел сделать шаг из ряда, но Анзон грубо дёрнул его назад. Михаэль и Вольф медленно подошли к трём фигурам в конце шпалеры. Вольф шёл с трудом, мелкими шажками, и в темноте зеркального зала казался жрецом мрачного божества, препровождающим свою жертву к алтарю. Процесс, начавшийся в момент прикосновения к камню, все ещё не завершился.

На лице отца отразилось громадное облегчение, когда они подошли ближе и он увидел, что Михаэль цел и невредим.

- Михаэль! Слава Богу, с тобой ничего не случилось! Что он с тобой... - Отец осёкся на полуслове. Выражение облегчения на его лице сменилось ужасом, и Михаэль понял, что отец увидел в его глазах такую же пустоту, какая застыла на лице Анзона и всех остальных в окружении Вольфа.

Вольф не просто отнимал у своих жертв волю и превращал их в своих марионеток, он заточал всех в плен в их собственных телах, и им оставалось лишь беспомощно взирать на то, что делают их руки, и слушать, что произносят их голоса. А это было, наверное, самое худшее, что можно сделать с живым существом.

- Боже правый, Михаэль! - прошептал отец. - Что он с тобой сделал?

- Ничего против его воли, - ответил за него Вольф, - Ваш сын оказался умнее вас. Он понял, что проиграл. И кроме того, он спас жизнь вам и этому мальчику. Вы свободны. Анзон проводит вас к выходу. Можете идти.

Отец Михаэля, казалось, совсем не слышал этих слов. Он с ужасом смотрел на Михаэля, не веря своим глазам.

- Что он с тобой сделал, Михаэль? - спросил он ещё раз. - Ответь же мне! Что с тобой случилось?

- Я сказал, вы можете идти, - повторил Вольф ё нотками нетерпения. - Лучше делайте то, что я сказал, пока я не пожалел о своём великодуший.

Угроза была серьёзной, но Михаэль знал, что он не осуществит её. Они заключили соглашение, и так же, как Михаэль, Вольф должен был выполнить его.

- Я не двинусь с места, пока не узнаю, что вы сделали с моим сыном, - сказал отец.

Вольф воззрился на него, и Михаэль почувствовал, как под маской самообладания, с трудом удерживаемой, у Вольфа разрастается нечто злое.

- Со мной ничего не будет, - горячо заговорил Михаэль. - Делай, что он сказал. Он пообещал, что ничего вам не сделает, и сдержит словно.

Отец сердито фыркнул:

- Ты сам не знаешь, что несёшь.

Но это было не совсем так. Михаэль очень хорошо знал, что говорит, - разве что это было совсем не то, что он хотел сказать. И к своему ужасу, он услышал собственные слова:

- Прошу вас, уходите, Оба! Со мной ничего не случится.

- Вы же слышали! - потребовал Вольф. - И сделайте же наконец, что вам советуют, пока я окончательно не потерял терпение. - Он сопроводил свои слова энергичным жестом, по мановению которого от шпалеры отделились два воина и грубо схватили Хендрика и отца за плечи и стали выталкивать их из зала. Они уже были у выхода, как вдруг Вольф вздрогнул и испуганно поднял голову. Анзон тоже насторожился, и Михаэль почувствовал, как в течение доли секунды по рядам воинов распространилось ощутимое напряжение. Оба воина, выталкивавшие Хендрика и отца, встали как вкопанные.

- Что такое? - тревожно спросил Вольф.

Михаэль тоже что-то почувствовал. Он не мог бы сказать, что это было, но сила внутри его заволновалась, и не по собственному побуждению, а будто в ответ на что-то...

- Что такое? - снова спросил Вольф. - Анзон! Что здесь происходит?

Взгляд главнокомандующего в поиске скользнул по всему -залу.

- Я не знаю, - сказал он, и впервые за долгое время Михаэль различил в его голосе присутствие ожившего чувства. Но не доброго чувства. – Здесь что-то... естъ. Как будто...

Одно из больших зеркал на стене разлетелось, и на воинов обрушился град осколков, среди которых вдруг появилась крошечная мерцающая искорка.

- Двицель! - удивлённо воскликнул Хендрик.

То действительно был блуждающий огонёк. Он раскалялся всё ярче и ярче и затем коршуном спикировал на близстоящего воина, поджёг его меховую накидку и тут же взмыл вверх.

- В атаку! - крикнул он. - Налетай, ребята!

Из разбитого зеркала появился второй блуждающий огонёк, третий, четвёртый... Не прошло и секунды, как зал наполнился дюжинами крохотных крылатых существ, которые обрушились на воинов, словно рой разъярённых пчёл. Воины в панике разбегались. Ни один не попытался вступить в бой. Они отчаянно бегали туда и сюда, а блуждающих огоньков всё прибывало. Вскоре зал превратился в хаос из пляшущего света и огня, многократно отражённого зеркалами. Накидка одного из воинов занялась огнём. Он с воплем сорвал её, но тут же отшатнулся, атакованный сразу двумя блуждающими огоньками, которые делали всё возможное, проникнув под его кольчугу.

Хендрик и отец тоже очнулись от оцепенения. Хендрик начал дико рвать путы на руках, а отец развернулся, оттолкнул воина и побежал к Михаэлю.