Браттахлиде, что на Эйриксфьорде, как его предки с той поры, как Эйрик Торвальдссон впервые приручил сей дикий край. Ансгар крепок умом, силён рукой, в поступках справедлив, и оттого-то, когда возник вопрос о проведении совета, давненько ведь не собирались вместе, правители ближних земель сочли достойным Браттахлид, чтобы созвать в нём альтинг. Стекались люди знатные из Хвальсея, Ватнахверфи и даже Херьольфснеса, неся с собой богатые дары, но среди них пришёл и Волунд Друг Глубин, прокравшийся вверх по крутому склону Браттахлида, словно поджарый волк, желающий из сельбища похитить человека.

Волунду Другу Глубин не доверяли, поскольку остров, на западе которого он поселился, назвал «Хюмирбьярг», не в шутку утверждая, что именно оттуда великан Хюмир[53] отплыл на лодке вместе со старым богом Тором[54] для ловли Мирового Змея[55]. Не только речи о былых богах рождали к Волунду презрение и враждебность, ведь помнить прошлое — не грех, но слухи расползались по округе, что свято чтит отжившие устои, что истинного Господа не принял, что всё ещё колено преклоняет у алтарей языческих, молитвы вознося. Гораздо хуже то, что те, чьи лодки проходили близ Хюмирбьярга, когда на холод вод спускался сумрак, клялись, что слышали в тумане странный колокольный перезвон и песнопения, эхом звучащие в утёсах, взывающие не к старым богам людей и великанам, а к существам иным по именам, давно забытым или добрым христианам неизвестным.

Ни слова с приглашением на совет Волунд не получал, поскольку на Хюмирбьярге проживало не больше двадцати мужчин и вдвое меньше женщин, а это значит, что мало кто назвал бы его ярлом, но он услышал и пришёл, заставив истинных гренландцев чертыхаться при приближении своём. Ансгар был горд, силён, умён и не желал, чтобы шептались за спиной, что, мол, страшится он присутствия Волунда в совете, а потому того с радушием принял в зале. Ансгар наполнил кубок до краёв и Хильде, прекрасной дочери своей, велел гостю подать, но когда Волунд откинул капюшон плаща, явив лик, изменённый морем, она от потрясения эль пролила под ноги.

Многие взоры обратились на оружие, что было сложено у входа, ведь полагалось сдать меч и копьё, ступая в зал, и большинство из тех, кто называл себя мужчиной, уставилось на эль в кубках своих или на потолок, лишь бы не созерцать облик Друга Глубин. Он не имел волос и бороды, а шрамы длинные тянулись по лицу, словно оставленные огненным бичом. Имели эти шрамы чёрный, а не белый цвет, и оказались пятнами желтушными покрыты. Не обратив внимания на разлитый эль, Волунд из-под плаща достал блестящую цепочку и деве преподнёс.

Она же повернула голову к отцу, отвергнув дар, и сей поступок обрадовал столпившихся мужчин, а Волунда разгневал. Протиснувшись мимо неё, прошёл к почётному он месту и сел напротив Ансгара, будто по приглашению. Собравшиеся запротестовали, и Ансгар готов был Волунда изгнать, однако взгляд упал на ожерелье, протянутое через стол Другом Глубин… на ожерелье, подобного которому не видели гренландцы. Ансгар совет утихомирил, властно взмахнув рукой, когда брал украшение.

То ожерелье была из металла, но не из золота или железа, а из чего-то явно между ними, и в свете очага оно сияло, словно морская пена на закате. По центру бивень маленький висел, украшенный такой резьбой, равной которой Ансгар не видывал за все те годы, что провёл в походах и торговле. Со всем вниманием глядя на узор, словно скользящий по слоновой кости, великий этот человек, не ведающий страха ни в круговерти битвы, ни в волнах голодных, пожрать готовых опрокинутый корабль, ни в затянувшейся охоте, когда был выбор мал — добыть дичь или сгинуть в диких местах. великий этот человек, Ансгар Гримссон, вдруг испугался до глубины души без видимой причины. Подняв глаза от ожерелья, он уловил ухмылку на устах Друга Глубин и молвил, в сторону отбросив украшение:

Волунд, которого прозвали люди Другом Глубин,

Явился ты с прекрасными дарами

И среди нас с почётом принят был,

Однако за все прожитые годы

Не видел никогда я твоего лица.

Какая же причина у тебя сейчас к нам присоединиться,

На место претендуя, которое сам занял?

Не усмехался больше Волунд Друг Глубин и отвечал без вежливости должной, которую обязан проявлять:

Я прихожу, когда хочу, по праву своему.

Ведь я — правитель острова.

Никто не может в этом усомниться,

И время, наконец, пришло

Вернуться к истинным путям,

Древним путям,

Тем, что когда-то были

И обретутся вновь.

Тут люди, на совет пришедшие, до криков голоса возвысили, ведь каждый жаждал нечестивца на поединок вызвать и покончить с неуважением, ересью, безумием его. Ансгар опять заставил всех молчать, хотя махать рукой здесь было бесполезно. Он встал и громогласно к тишине призвал, а после Волунду сказал с улыбкой в бороде:

Волунд, кто друг глубинам, Но не альтингу и мне, Я вижу, ты и впрямь безумец, К тому же самонадеянный хвастун. Что скажешь, если встретимся с тобой На острове, лежащем в щите моря, Где мы покажем, кто владыка там И кто на Небесах.

Ибо не великан Хюмир, Не Ёрмунганд, Змей Мидгарда,

А истинный Господь повелевает сверху,

И Его именем я научу тебя,

Кто правит сей землёй.

А Волунд головой кивнул, как будто больно ему дальше говорить, и стал, словно ребёнку, объяснять:

Это не битва та, в которой победишь,

А лишь опять докажешь свою глупость.

Ибо зовут змея не «Ёрмунганд»,

А величают твои священники его «Дракон», Коверкая язык, который они называют древним. Ты его имя слышать недостоин,

Но есть под волнами и те, кто ещё глубже.

Ты склонишься или падёшь, И я…

Однако речь хвастливую не смог закончить Волунд, поскольку Хильда, дочь прекрасная Ансгара, ему на голову обрушила тяжёлый кубок, что в руке держала. Как и её отец, она была бесстрашной, дикой в гневе, но чтила свято старые обычаи — никто не ведал из собравшихся мужчин, что алтари языческие в тайне посещает, только не те, которые предпочитает Волунд и его народ. Она с рождения наделена даром провидческим, и потому давно уж следовало приглядеться к её второму зрению, а не ценить только за красоту, что требует богатый выкуп за невесту. Плюнула Хильда в Волунда, сбитого с места почётного, и под хохот совета над проходимцем, девой поверженным, произнесла суровые слова:

Тебя прозвали «Друг Глубин»,

Только кому нужна такая дружба?

Ты трус и дьявол,

Что хулит богов,

И над тобой мы посмеёмся дружно.