Шон. – Белые – лаборатории. Цветные дома – усадьбы местной элиты, все остальное – жилье бедняков. Здесь их больше всего.

Внизу все двигалось, жужжало, бурлило, там сновало столько людей, что они превращали город в живое существо.

– Почему другие круги не остановят это?

– Если бы я знал, – вздохнул парень, – может, им просто все равно, и этот берег ничем не отличается от нашего, – он пожал плечами, а потом добавил: – Лучше сядь и держись покрепче.

Я опустилась на железный настил и даже через штаны почувствовала исходящий от него жар. Шон посоветовал мне обвязать руки кофтой, чтобы не обжечь их, и покрепче ухватиться за торчащую ручку люка.

Поезд пошатнулся, и у меня подпрыгнуло сердце. Я совсем забыла, каково это – ездить на этом железном звере. Он лениво пополз вперед, почти не набирая скорости. Под нами все вибрировало и тряслось, и в этот момент я готова была поверить, что поезд – это живое создание. Я даже подумала, что он, как и лошадь, может почувствовать страх и скинуть седока. Я покрепче ухватилась за ручку.

Поезд еще немного проехал прямо, а затем железная тропа повела его вниз. Мы медленно спускались по склону. По правую сторону от нас тянулись джунгли, изредка дотрагиваясь до железных боков зверя своими широкими сочными листьями, а слева под странным наклонным углом все расширялся и расширялся город. Отсюда он казался бесконечным.

Постепенно дорога выровнялась, и поезд прибавил скорость. Горячий ветер обдувал мне лицо, пальцы немели от крепкой хватки, но я все равно ощущала странное и, казалось бы, совсем неуместное умиротворение. Я обернулась на Шона. Он, чуть прищурившись от солнца и едва заметно улыбаясь, наблюдал за мной.

– Что такое? – неловко усмехнувшись, спросила я.

Шон пожал плечами:

– Да ничего. Просто рад тебя видеть. Рад, что ты жива… И теперь все не кажется таким уж безнадежным.

– Знаешь, у меня появилось такое же чувство, когда мы встретились. Как будто теперь я вижу всю картину целиком и знаю, что делать. А до этого… до этого я словно полагалась на волю случая и чувствовала себя потерянной.

Шон согласно кивнул и отвернулся.

– Ты изменился, – добавила я, разглядывая его заострившийся профиль. – И… твоей фляжки больше нет.

Парень снова перевел взгляд на меня и будто безразлично передернул плечами:

– Потерял, наверное.

Я молча улыбнулась и посмотрела на город. Несколько секунд мы молчали, а затем Шон неожиданно произнес:

– Это все из-за брата, – его голос прозвучал тихо и хрипло. На меня он не смотрел, устремив взгляд вдаль. – Мне было пятнадцать, ему – почти восемнадцать, когда нас выгнали за стену. Мы попали в болота. Не знаю, слышала ты когда-нибудь об этих местах Пустоши или нет. Странное место, на самом деле. Если попадешь в жижу, она не затянет, а забальзамирует тебя живьем. И не спрашивай меня, как это происходит. Скажу только, что довольно быстро. Нас гнали охотники, и брат провалился. Я смог вытащить его, но не сразу понял, что он уже умер. Так и тащил его на себе до первого рейта несколько дней. От него даже запаха не шло… Наверное, в глубине души я знал, что он уже умер, но как-то не хотелось верить. После этого мне еще долго не только кошмары снились, но и наяву всякое мерещилось. А гриса… с ней все было проще.

Я до боли стиснула ручку люка, пытаясь удержать слезы.

– За что вас изгнали? – тихо спросила я.

– Ну… мы залезли в лабораторию, нужны были лекарства для матери. У нас тогда в Городе была эпидемия. Редкий случай, конечно. Но ты же знаешь, как бывает, не всех спасают в первую очередь. Может быть, дошли бы и до нас, но мы не хотели ждать. Ну и влезли. Помочь-то помогли, но вот следов за собой оставили… – он невесело хохотнул. – Родителей и младших сестру с братом не тронули. Я знаю, что сейчас они живут хорошо и спокойно. Я иногда подкупаю ребят из Города, они передают мне фотографии и сведения. Так что… я рад, что они в безопасности, – он искоса глянул на меня и улыбнулся: – Не переживай так, я справлюсь. Честно. Это же обычное дело для изгнанников – слезливые истории.

– Спасибо за доверие, Шон, – я постаралась улыбнуться в ответ. – Я рада, что сейчас тебе стало легче. И, поверь, мы вытащим ребят. У нас все получится!

Он снова с улыбкой кивнул и приобнял меня за плечи:

– Ну еще бы! Теперь, когда ты притащила сюда целый отряд! И как тебе это удалось? – усмехнулся он.

– О, проще простого! Всего-то и надо, что постоять с веревкой на шее.

Шон тихо рассмеялся и повернул мою голову:

– Смотри, а то все пропустишь!

И правда, поезд уже спустился со склона и быстро приближался к городу. Отсюда хорошо просматривались улочки и однообразные серые постройки не выше трех этажей. Железная тропа устремлялась прямо, параллельно строениям, и казалось, что мы едем по берегу вдоль грязного серого моря.

Дома стремительно приближались, шум прорывался даже через грохот колес, и спустя несколько минут мы пронеслись мимо первых построек. Железная тропа вилась по городу, как толстая змеюка, проходя между узким простором домов, по каменным мостикам, под которыми вяло текла коричневая жижа, по широким площадям, рассекая их напополам, словно шрам. Зрелище, которое являло нам это место, было довольно удручающим. Улицы завалил мусор, толпы оборванцев подбегали к поезду, что-то громко крича. Из окон им кидали еду или монетки, и те жадно бросались их ловить, колошматя друг друга. Едкая вонь забивалась в нос, и к горлу подкатывала тошнота.

Когда мы проехали немного дальше, на улицах стало чище, но неприятная атмосфера все равно не изменилась. Полуголые ярко накрашенные женщины приветливо махали поезду или выскакивали навстречу прохожим обоего пола, чуть ли не силой утаскивая их за собой в подворотни или сомнительные дома с выгоревшими вывесками.

– Кто здесь живет? – тихо спросила я, боясь, что если слишком широко открою рот, то меня вырвет. – Неужели это свободные люди?

– Свободные, – кивнул Шон. – Но боюсь, что им это не особо помогает.

Поезд ехал дальше, улицы становились шире и чище, рядом с нами замелькали фабрики и лаборатории, а чуть поодаль – и огромные усадьбы за высокими резными заборами. Остроугольные фронтоны, блестящие колонны, сочная зелень вокруг и