— Ну, что могу сказать…

— Siamo nel culo? — икнул Эйдан, медленно садясь на корточки. Он весь побелел, взялся руками за голову и смотрел в пол, видимо, переваривая услышанное. У меня тоже было желание присесть и открыть рот настолько широко, что в него залетит пара тройка мух точно. Но я лишь задрала голову на картину и смотрела на неё с опущенными руками. По щекам стекали слезы, скапливаясь у подбородка. Я не плакала, глаза сами слезились, а моя магия парила над полом.

Телагея тоже зашагала к картине, утирая град слез и чуть подгоняя Юнка. Ее осколок светился больше всех, красные магические дорожки тянулись к изображению Антонины.

— У них все так хорошо начиналось! — всхлипнула Тела, потом яростно топнула ногой, прямо со всей дури, не присущей маленькой хрупкой девочке. Казалось, по полу даже пошли трещинки. — А этот Эрнесс все испортил! Испортил, испортил, испортил! — Марати зло зашипела: — Сукин сын! У нас мог бы быть самый волшебный город!

Из всех нас вздрогнули от первого скверного слова Телы лишь я и Милтон. Амабель спокойно кивнула, мол, правильно. Никто не мог возрастить Телагее.

— Это так подло — предать ту, которую любил, — охнула Мартисса, смотря то на Сабо, то на Чарлоутт. В ее подрагивающем голосе слышалось презрение, ядовитая неприязнь. На шее пульсировала одинокая вена, на лбу показались морщины, а в светло-лавандовых очах промелькнуло несколько бликов, похожих на осколки разбитой чашки. Марти стала напыщенной. — Так ужасно портить своих товарищей и даже не жалеть об этом! Он бессердечно поступил со своим городом и продолжает это делать! Да у него совсем нет ни души, ни сердца! Как этот Вайталши может быть одаренным Жизнью, если он порождает лишь разруху и смерть?!

Я мысленно подписывалась под каждым словом де Лоинз, сказать или добавить мне было нечего. Особенно мне запала в душу последняя фраза.

— А ты что думаешь, дядь Мил? — обратилась вдруг к Милтону Амабель, чуть опуская веки.

Миль еле поднял голову на неё, царапая руки до крови. Очки запотели и съехали на переносицу. Глаза уже готовы были вылететь из орбит, а по рту стекала нить слюны.

— Это ужасно, просто ужасно… — замямлил Крейз, с настоящим животным страхом глядя на облик Эрнесса Вайталши. Было такое чувство, что Милтон стоял перед живым Эрнессом, а не перед изображением, он смотрел прямо в зелёные прикрытые глаза и боялся вздохнуть в сторону картины. — Он обманывал, обманывал на протяжении многих лет весь город… Это неправильно, до безобразия неправильно. Ты… проделала огромную работу, Ами. Дорогая моя, сейчас ты открыла глаза мне… И откроешь их всему миру. Феноменально…

— Спасибо, дядь Мил, — мягко поблагодарила Амабель, — твоё признание важнее любых восторженных криков Силентийцев. Я ценю это. А ты что думаешь, Елена? Совпало с тем, что показала тебе реликвия?

Я медленно кивнула, кончиками пальцев берясь за брошь. Мокрые дорожки на щеках уже засохли, а волны липли к косам и телу. Действительно, пока слушала историю Броквена, в голове всплывали эпизоды, что показала в мельчайших подробностях реликвия — от того рокового заседания до первой Ночи Активации.

— Совпало точь-в-точь, — кашлянула я, выпрямляясь и складывая руки в замок. Старалась дышать ровно и не подавать виду, что нахожусь в хорошем таком потрясении от услышанной истории основания Броквена. А ведь и в раннем детстве, и когда уезжала из города, и когда снова приехала, я даже не думала, что узнаю главную загадку Броквена. От этого чувства меня немного потряхивало. — Я очень впечатлена, Амабель. Милтон прав, это работа колоссальных масштабов.

— По прибытию в живой Броквен мы обязательно расскажем городу обо всем, что вы поведали нам, — Эйдан наконец протрезвел, вставая и натягивая лямки рюкзака на плечи. Постепенно алея, он широко улыбнулся. Теперь Тайлер светился и будто отбрасывал лучи, точно солнце. Наш с ним шок сменился радостью. — Весь Броквен узнаёт правду! Хах, поверить даже в это не могу, я услышал это своими ушами! Елена услышала своими ушами! Все здесь услышали это своими ушами!

Маленькая улыбка промелькнула теперь у всех Особенных, уголки глаз наполнились слезами. Это было потрясение для всех, сердце болело от горечи всей ситуации, но и одновременно мы радовались. Радовались, что смогли узнать историю города, который так или иначе очень дорог каждому, насколько был он не был аномальным.

— Не забудьте и взять все то, что мы наворовали с Силентийцами, деточки! — усмехнулась характерно Амабель, трепля Эйдана по голове. Потом, посматривая на наручные часы, она обернулась к Кертису: — Твоё слово, Керти?

Кёртис повернулся к нам и скрестил руки на груди.

— Мощно, очень, — он был немногословен и переживал бурю эмоций внутри, это я уже поняла за наше приключение. Наверняка в голове у Керта сейчас был итальянский мат и громкие крики. Ну и пожелание Эрнессу сме… ой, точно. — Я безумно рад, что смог узнать историю своей Родины и предка, что, как я и думал, вовсе не был сумасшедшим, — я впервые заметила у Керта ямочки на щеках.

— Рада служить, — Пруденси пару раз стукнула кулаком по сердцу. Затем она указала на средних размеров обшарпанную дверь, которую мы сразу и не заметили. — Ну, мою биографию услышали, историю узнали, на Эрнесса и своих предков полюбовались, теперь можно идти к озеру. До Ночи Активации остаётся два часа, а Отец на время тоже смотрит!

Каждый Особенный уверенно взглянул на меня, Эйдан подмигнул. Честно, они были очень похожи на основателей… Искренность, патриотизм, любовь, семейные ценности и мудрость — мы с Эйданом собрали всех.

Моя брошь одобрительно запульсировала.

Глава 22. На озере Бэддайнилейкер

Когда Амабель, убедившись, что Юла и Ула разогнали всех призраков по домам, отодвинула тяжелый хрусталь с задней нижней части купола, и мы вышли из Силенту и зашагали в сторону озера Бэддайнилейкер через городские кварталы и лесочки.

Улицы Города призраков пустовали, всякий призрачный гул стих; ветра, колыхающего рощи деревьев, совсем не было, а сияющие светлячки и маленькие рыбки парили над нами бесшумно, лишь изредка лязгая цепочками. Везде стояла тишина, от которой не гудели уши, но билось быстро сердце, и мелькали расплывчатые пятна пред глазами.

Погасли повсюду фонари, в домах не горела даже свеча, а свет белых плодов на кустах и деревьях стал тусклым, из-за этого они казались чёрными. Мы шли к озеру практически в полной темноте. Козлиные тропы освещал нам лишь месяц да бирюзовая магия, что стремглав неслась