Шрифт:
Закладка:
Я застыл. Неужели он может чувствовать шаги и предметы на поверхности? Твою-то мать! Всё, хватит, в следующем раунде подключаю тринадцатую школу. Выращу прям в големе берёзку и разорву его корнями. Скажу, что так преисполнился в мезени, что научился материализовывать иллюзии. Вдруг поверят?
Дых! — огромная земляная рука вырвалась прямо из-под асфальта, схватила деревянный палет, оставшийся от крайней поставки продуктов, и утянула его вниз.
Ну да. Всё так, как я и предполагал. Он щупает местность.
Дых! — а это ушёл под землю мусорный бак.
Дых! — и завизжал сутулый пёсик, который следил за нашим поединком с самого начала; Вышегор схватил его за хвост, но тут же отпустил. Блохастый отделался испугом.
Дых! — ну а теперь вообще до смешного. Майор-барон среагировал на окурок, брошенный из толпы.
Сейчас и до меня доберётся. А-а-а-ай, что же делать-то⁉ Я уж было совсем отчаялся и приготовился с минуты на минуту испытать болючую боль в одной из ног, но тут…
Тут начало происходить что-то непонятное. Я ощутил просто ебейший прилив сил. За долю секунды мана восстановилась до предела. Я ясно и чётко почувствовал, как натянулась моя звездовидка; как она окаменела, будто сведённая или забитая мышца.
А манадреналин всё пребывал и пребывал!
Сейчас его стало гораздо больше, чем я мог в себе уместить, и он вроде как начал плотнеть. Он начал концентрироваться. С одной стороны, это было приятное чувство; чувство распирающей изнутри силы. А с другой стороны, я не понимал, что происходит, не контролировал ситуацию и на этой почве начал немножечко паниковать. А не прикончит ли меня внутричерепное давление? А не взорвётся ли у меня голова?
Что происходит-то вообще? Что происходит⁉
— Илья Ильич! — крикнул из толпы Нестор Петрович. — Смотри! — и указал на Андрюху Романова.
А тот стоял, сжимая кулаки и пялился на меня пустыми, — без зрачков, — глазами. Народ расступился от него подальше.
Ага.
Ну всё понятно, да. Тут два варианта — либо у Андрей Анатолича приступ эпилепсии и сейчас пойдёт ртом пена, либо же… Ура-ура! Проснулась фамильная магия императорской семьи. Он баффер. Он чёртов баффер. Настоящий император Российской Империи — это страшнющее оружие, но только в чужих руках. И что это такое? Ирония или мораль? А если мораль, то в чём она? Наверняка что-то связанное с единством, ага.
Меня прям распирало от энергии! А ещё стало приятненько из-за того, что Романов так за меня переживал, что аж открыл свой дар.
Так что, если подумать, это моя заслуга.
Ну да.
Точно.
Моя.
Дых! — магическая рука майор-барона вырвалась из-под земли прямо подо мной, но я уже знал, что делать. Я знал, на что сейчас способен. Я накастовал такую же руку, вот только мясную, — эдакий парящий в воздухе кулачок, — и да, блядь, — да-да-да! — она была неиллюзорной!
Руки схватились, будто решили поиграть в армрестлинг, но почти тут же Вышегорова рука рассыпалась и пропала. Дело в том, что груди тоже внезапно стали материальными и майор-барон стал задыхаться.
Прекрасная могла бы выйти смерть, но я их сразу же развеял. Смотри, майор-барон! Смотри, как я могу!
Вышегор смотрел, но не особо понимал, что происходит.
— Продолжай! — крикнул я. — Нападай на меня!
Майор-барон пожал плечами и голем ожил. Огромная земляная махина двинулась в мою сторону, но тут вдруг сбоку от неё открылся портал, переливающийся всеми цветами мезени. Красненьким, чёреньким и беленьким.
Ту-у! Ту-у! Ту-ту-ту-у! — послышались истеричные гудки, засемафорил дальний свет фар и огромный тягач на всей скорости вылетел из портала прямо на голема. Бах! — зверушка Вышегора разлетелась на куски и, — Ту-у! Ту-у! — тягач исчез в другом портале.
Продолжаем!
Один взмах руки и вокруг Вышегора появились цепи. Цепи и ещё удав; вот только не обычный, а плюшевый и грустный, точная копия змеюки из «33 попугаев». Цепи сковали майор-барона по рукам и ногам, удав обвился поверх, а затем с небес, — не без хора ангелочков, само собой, — в лучах света начала спускаться смирительная рубашка.
— Что за пиздец⁉ — выпучил глаза майор-барон и тут же получил в рот красный шарик-кляп.
Ну всё.
Теперь официально — я имба. Теперь моя способность дамажить ограничена лишь моим воображением. Я могу всё. Буквально, сука, всё! Химеры, аристократы, опричники Императора Ковинского — вообще наплевать.
Пока Романов вытворяет со мной своё колдунство, я непобедим. А что же будет с магом другой школы под воздействием этой императорской плюшки? Боюсь представить в какую тварь может превратиться городецкий оборотень. А хохлома? А гжель? А жостовский гипноз? А поручик Пузо? Он что же теперь, сможет нахуевертить дельных чар?
Я, конечно, очень обрадовался тому, что победа над Императором стала гораздо правдоподобней, но по-настоящему моя голова пошла кругом от другого. Бабки. Бабки-бабки-бабки. Какое же огромное количество вариантов честного и не очень заработка завертелось сейчас в мыслях! Хоть бери тетрадку и список пиши.
Смирительная рубашка запеленала Вышегора и я развеял всё, что создал. Отлично. Похоже, завтра я всё-таки выживу. Осталось лишь понять, как работает магия Романова…
* * *
О-хо-хо.
Не пу-пу-пу, а прям вот о-хо-хо.
Магия Андрея Анатолича работала, как часы. Не требовалось ни выводить его на эмоции, — как я подумал изначально, — ни соблюдать какие-то другие условия, но… блядь… как же херово мне было после того, как всё закончилось.
Это как самый страшный бодун, который только можно себе представить, но в десять раз сильнее. Бошка кружится до рвоты. Слабость во всём теле такая, что аж к земле прибивает. Ломит кости. Болят зубы. Болят глаза. Ногти так зудят, что хочется их вырвать. Ещё и потеешь без остановки. Простыня промокает насквозь за пару минут. Длится это очень долго и, — что самое жёсткое, — в отличии от похмелья, это невозможно вылечить.
Бигдик пытался несколько часов, но в итоге плюнул.
— Не понимаю, — сказал старик. — Не чувствую.
Так что вчерашний вечер и путь в Ярославль я помню очень слабо. Помню, что валялся на заднем сидении, выл и царапал обивку. Помню, что кто-то постоянно держал у моего лица пакет. Помню, как меня заносили в гостиницу, а Романов уверял хостес, что я вменяемый и со мной не возникнет проблем.
Затем я наконец-то провалился в сон.
Короче говоря, пользоваться магией Романова можно только в особых и исключительных случаях. Вот как сегодня, например. Утром меня ещё до конца не попустило и на дуэль к поместью Троекуровых я прибыл не в кондиции.
Дуэль проходила вдали от дома, у излучины реки. Голые деревья склонились над берегом, по ту сторону начиналось поле соломенного цвета, и очень громко, — будто специально действовали мне на нервы, — крякали утки.
Со стороны Троекурова было трое. Его друг, князь Ефрем Ефимович и обесчещенная мною Вероника. С моей стороны был сенсей, майор-барон и Романов в чёрных солнцезащитных очках.
— Готов к смерти? — Серёжа смерил меня брезгливым взглядом.
Меня в ответ чуть вновь не вырвало. Наверное, жалко я сейчас смотрюсь. И первое, о чём подумали Троекуровы — так это о том, что я со страху пил всю ночь.
— Готов, — ответил я.
Плести красивые словеса, — ну и выёбываться заодно, — в таком состоянии было просто невозможно.
— Вероника Ефремовна, — я обратился к девушке. — Быть может, вам будет достаточно моих извинений?
— Поздно, — девушка отвернулась.
— Ну ладно…
Мы с Сергеем разошлись на двадцать шагов.
— Начинайте! — крикнул князь Троекуров и рядом с Серёжей тут же вырылась из-под земли огромная хреновина. По сравнению с ней, голем Вышегора был нелепой детской поделкой.
Должно быть, метров пять в высоту, а то и больше. Годзилла сратая. Вместо кулаков два бульника размером с ванну, голова тоже бронированная. При виде этой лютой твари утки решили дать по съёбам, и мерзкое крякание наконец-то прекратилось.
Я обернулся, кивнул Романову и… ох!
Как бы не подсесть на это дело. Самочувствие резко улучшилось, настроение заиграло и мана вновь распирала меня через край. Голем шагнул мне навстречу. Я шагнул навстречу голему.
Куражиться не стал. Никаких смирительных рубашек, удавов, грузовиков и прочего веселья. Голем расс ы пался от сотен тонких стальных струн, что я прогнал сквозь его тело. Сергей накастовал
