Как относился комендант Авдеев к заключенной Царской Семье? Безусловно, сведения о том, что пьяный Авдеев во время обеда ударил Государя по лицу локтем, лез своей ложкой ему в тарелку, что он пьяный вваливался в комнаты Царя и Царицы, пытался сорвать крестик с шеи Наследника Цесаревича, следует считать большим преувеличением. Все эти свидетельства основываются на словах Чемодурова, который при этом, как мы видели выше, одновременно утверждал, что Авдеев лично не стеснял и не оскорблял Государя.

Из дневниковых записей Николая II видно, что его отношения с Авдеевым были спокойно-нейтральными. Как верно пишет С. П. Мельгунов: «Авдеев, занимавший крайнюю революционную позицию в воспоминаниях, в действительности придерживался тактики компромисса»{847}.

Когда Император узнал, что Авдеева сменил Юровский по причине краж царского имущества, Николай II записал в дневник: «Жаль Авдеева, но он виноват в том, что не удержал своих людей от воровства из сундуков в сарае»{848}.

Безусловно, что если бы Авдеев допускал в отношении Государя и членов его Семьи приведенные выше выходки, то Император никогда бы не высказал сожаления в его адрес.

Но внешняя «нейтральность» Авдеева в отношении Царской Семьи вовсе не означает, что первый комендант Ипатьевского дома сочувствовал ей. Нет, Авдеев изо всех сил старался воплощать в жизнь «тюремный режим», постоянно выступал на митингах и собраниях, где настраивал рабочих против Царя. «Про Царя, — показывал на допросе обвиняемый А. А. Якимов, — он тогда говорил со злобой. Он ругал его, как только мог, и называл не иначе как «кровавый», «кровопийца». <…> Вообще он говорил то, что везде говорили большевики. Из его слов можно было понять, что за эту его заслугу перед революцией, т. е. за то, что он не допустил Яковлева увезти Царя, его и назначили комендантом Дома особого назначения. И, как видно было, этим своим назначением Авдеев был очень доволен. Он был такой радостный, когда говорил на митинге рабочим: «Я вас всех свожу в дом и покажу вам Царя». Если, бывало, в отсутствии Авдеева кто-нибудь из Царской Семьи обращался с какой-либо просьбой к Мошкину, тот всегда говорил, что надо подождать возвращения Авдеева. Когда же Авдеев приходил и Мошкин передавал ему просьбу, у Авдеева был ответ: «Ну их к черту!» Возвращаясь из комнат, где жила Царская Семья, Авдеев, бывало, говорил, что его просили о чем-либо, а он отказал. Он об этом радостно говорил. Например, я помню, его просили разрешить открывать окна, и он, рассказывая об этом, говорил, что он отказал в этой просьбе»{849}.

Примечательно, однако, что, постоянно высказывая свою ненависть к Царю, Авдеев продолжал оставаться тем, кем он был: серым недалеким человеком, и эти качества выдавали его с головой. Главной радостью Авдеева было не то обстоятельство, что Царь арестован, а то, что именно он, простой рабочий Авдеев, поставлен его стеречь. Авдеев упивался своей властью над Николаем II именно как над Царем. При этом он продолжал воспринимать его как Царя: «Я вас всех свожу в дом и покажу вам Царя».

Обвиняемый Якимов свидетельствовал: «Авдеев был пьяница, грубый и неразвитый, душа у него была недобрая. Авдеев любил пьянство и пил всегда, где только можно было. Пил он дрожжевую гущу, которую доставал на Злоказовском заводе. С ними пили и его приближенные. Пил он и здесь, в доме Ипатьева. Когда последние переселились в дом Ипатьева, они стали воровать Царские вещи»{850}.

Как была сформирована охрана Дома особого назначения? Этот вопрос, казалось бы, довольно широко освещен в имеющейся по делу об убийстве Царской Семьи литературе. Но это касается в основном периода, начавшегося приблизительно во второй половине мая 1918 года, когда были сформированы отряды из сысертских и злоказовских рабочих. А кто же охранял Царскую Семью до этого? И. Ф. Плотников пишет: «Первоначально, в спешке, Ш. И. Голощекину и А. Г. Белобородову не удалось сформировать постоянной охраны дома и на дежурство в распоряжение коменданта направлялись различные группы красноармейцев гарнизона»{851}.

Мы еще не раз позволим себе усомниться в «спешке» Голо-щекина и Белобородова. Но не вызывает сомнения то обстоятельство, что состав и характер первой охраны Ипатьевского дома резко отличался от последующих. Белобородов указывал, что «в карауле стояли какие-то прапорщики, которых пришлось через несколько часов сменить».

Охранник из числа сысертских рабочих М. Летемин на допросе показал: «До нашего прибытия в Екатеринбург дом Ипатьева охранялся, кажется, красноармейцами, но их почему-то признали негодными для охраны»{852}.

Странно, почему Голощекину понадобилось заменять дисциплинированные регулярные части Красной Армии на ораву люмпенов, не обладающую никакими навыками несения караульной службы?

Частичный ответ на этот вопрос может дать характер «красноармейской» охраны, несшей службу по охране Дома особого назначения в первые недели мая 1918 года. В дневнике за 25 апреля/8 мая Императора Николая II мы находим весьма интересные строки: «Сегодня заступил караул, оригинальный и по свойству, и по одежде. В составе его было несколько бывших офицеров, и большинство солдат были латыши, одетые в разные куртки, со всевозможными головными уборами. Офицеры стояли на часах с шашками при себе и с винтовками. Когда мы вышли гулять, все свободные солдаты тоже пришли в садик смотреть на нас; они разговаривали по-своему, ходили и возились между собой. До обеда я долго разговаривал с бывшим офицером, уроженцем Забайкалья; он рассказывал о многом интересном, так же как и маленький караульный начальник, стоявший тут же; этот был родом из Риги»{853}.

Обратим внимание: свергнутого Царя охраняют бывшие офицеры Императорской армии и латышские стрелки! Мы помним инструкцию по ДОНу, запрещающую караульным вступать в какие-либо переговоры с Заключенными, а здесь бывшие офицеры не только отвечают на вопросы свергнутого Императора, но и ведут с ним часовую беседу, в самых предупредительных тонах! Очевидно, что этот караул не мог быть караулом Голощекина или Белобородова. Это был караул, с которым они, при определенных обстоятельствах, были вынуждены мириться. Примечательно, что этот караул нес службу в доме Ипатьева до 2/15 мая, состоял из бывших

фронтовиков и был неизменно, со слов Царя, предупредительным. 2/15 мая этот отряд был полностью заменен, и Николай II пишет в своем дневнике: «Ни одного лишнего солдата в саду не было. Караульный начальник с нами не разговаривал, т. к. все время кто-нибудь из комиссаров находился в саду и следил за нами, за ним и часовыми!»{854}.

Отметим, что 2/15 мая стало днем резкого ухудшения режима содержания Царской Семьи: окна в доме были замазаны белой краской, их было запрещено открывать